Любовь за кадром
Шрифт:
Лора вздрогнула и обернулась. Джон стоял на пороге. Господи, до чего же он хорош! На улице моросило, и волосы у Джона стали влажные, как будто он только-только вышел из душа. Она пыталась уверить себя, что смотрит на него с чисто профессиональным интересом. Ей просто необходимо изобразить его так, чтобы девять женщин из десяти увидели в нем самый лучший рождественский подарок.
— У вас есть пижама? — спросила она.
— Пижама? — переспросил он, входя в кухню и глядя на нее недоуменными глазами. — Я не ношу пижамы.
Интересно,
— А халат есть? — спросила она, стараясь придать голосу деловой тон.
— Халат есть. Кэтти подарила на прошлое Рождество.
Похоже, сестрица ему не слишком угодила.
— А вы не могли бы надеть халат? Только на трусы. Без майки.
— А вы проверите? Что я надел трусы.
А вот это уже провокация!
— Не забывайте, я подружка Кэтлин, — с милой улыбкой напомнила ему Лора и, когда он отправился к себе и грохнул дверью, чуть не прыснула.
Через пару минут Джон вернулся в халате и с мрачным видом плюхнулся в кресло у камина.
— Я чувствую себя полным идиотом!
Халат был длинный, из толстой махровой ткани, снежно-белый. И судя по всему, еще ни разу не надеванный. Если бы не пасмурный вид Джона, он выглядел бы в нем таким сексуальным, что...
Лора чиркнула спичкой, зажгла камин и, взяв камеру, приступила к съемке.
— Джон, не могли бы вы сделать более радостный вид?
— Вот такой? — И он приклеил на лицо улыбочку, а хмурая складка между бровей так и осталась.
— Джон, это же Рождество! — Она бросила ему «подарок». — Потяните за ленту и представьте, что там именно то, чего бы вы хотели.
Наконец Лора нашла нужный ракурс. И композиция лучше не придумаешь! На заднем плане в очаге пылают дрова. На переднем — пес и кружка с горячим шоколадом. Джон сидит в кресле, в распахнутом вороте белого халата виднеются темно-русые волоски у него на груди, он склонился над подарком и мокрые волосы упали ему на лоб...
Все хорошо, если бы не его кислый вид!
— Ради Бога, Джон, сделайте счастливый вид! В чем дело?
— Действительно, что это я? В комнате жарища и, извините великодушно, вонища, поскольку этот милый песик изволил нажраться маринованных огурцов с сыром. Я сижу у камина в толстенном махровом халате и улыбаюсь как дебил. Остается разве что слюни пустить от полноты счастья!
— Ну, попробуйте сделать вид, — попросила Лора. — Подумайте о чем-нибудь приятном...
Но чем больше он старался делать вид, тем хуже у него получалось. В маленькой гостиной с каждой минутой становилось все жарче, и, трижды развязав ленточку и изобразив радость, Джон заявил:
— Все! Мне нужен перерыв. — И он распахнул халат.
У него был такой соблазнительный вид, что у Лоры закружилась голова. Она все смотрела на него в объектив, боясь опустить камеру, — вдруг он заметит ее волнение? А Джон потянулся к кружке с горячим шоколадом.
—
Он уже успел отхлебнуть изрядную порцию «шоколада». Почувствовав неладное, Джон кинул на нее убийственный взгляд, выплюнул пену для бритья и, брезгливо отерев губы тыльной стороной ладони, буркнул:
— Решили меня отравить? — Он грохнул кружкой об стол.
Рекс подошел, на одном дыхании вылакал содержимое, смачно облизнулся и удовлетворенно рыгнул.
На миг Джон замер, потом повернул голову и уставился на Лору.
На усах у него остался белый след — точь-в-точь как от сливок. У ног лежала яркая оберточная бумага. За спиной пылал камин. Рекс засунул морду в кружку и косил на Джона, словно просил добавки.
И тут случилось невероятное.
Джон расхохотался.
Лора щелкнула затвором. Готово! У нее есть фотография для декабря. И какая! Настоящее Рождество: в очаге пламя, над камином висят носки с подарками, хозяин дома смеется над собакой, которая только что вылакала его шоколад. Но главное — никто, кроме нее, Джона и сенбернара, не будет знать, как все было на самом деле.
От радостного волнения Лора чудом держалась на ногах. Она посмотрела на Рекса и с озабоченным видом спросила:
— А он не отравится?
— Вот такой я тебя и запомню, — тихо сказал Джон.
Она задержала дыхание.
— Растяпа. Незадачливая гостья, — поведал он и, глядя ей в глаза, добавил: — Лора Грин, только ты можешь меня так рассмешить.
5
Какого черта его потянуло на откровения? Сначала полез целоваться, потом ляпнул, что только она одна может его рассмешить... Разве можно говорить такие вещи женщине? Теперь Лора наверняка решит, что жизнь у него не слишком веселая. А то и вовсе надумает спасать его от одиночества. Или начнет жалеть.
Какой же он идиот! Но самое ужасное в том, что, с тех пор, как Лора Троттер появилась на крыльце его дома, он начал всерьез задумываться о себе и пришел к неутешительному выводу: он на самом деле одинок. И не в восторге от своей жизни.
А что тут удивительного? Живет среди коров и лошадей, а в качестве развлечения по вечерам играет в картишки со своими работниками. Или обсуждает с ними же, как сыграли «Миннесотские близнецы» или «Миннесотские викинги», — вот и все развлечения! Негусто...
Интересно, почему до приезда Лоры Троттер подобные мысли не забредали ему в голову?
Да, во всем виновата Лора. Поскорее бы она уехала!
Чтобы он больше не видел ни ее длинных ног, ни зеленых кошачьих глаз, ни губ, которые, кажется, так и просят, чтобы их поцеловали.
Да, поскорее бы она уехала! После вчерашней ночи он за себя не ручается. Черт! Ведь он всего лишь мужчина из плоти и крови, а не монах-отшельник!
— Итак, — Джон решил перейти к делу, — где будем теперь сниматься? На скотном дворе?