Любовь за вредность
Шрифт:
— А почему вы сидите друг напротив друга, как чужие? Влюбленные стараются прикоснуться друг к другу, а вы отгородились столом…
Молодец! Вопрос психологически верный. Но в этой игре ей все равно не выиграть ввиду отсутствия опыта и крайнего зазнайства.
— Это правильно в юности, когда гормоны заслоняют ум и за любовь принимают обыкновеннейшую похоть. А в нашем с Евгением возрасте любовь скорее единение душ, чем тел. Хотя и секс важен, конечно.
Тут Евгений посмотрел на меня таким откровенно страстным взглядом, что не только мне, но и
— Женя, но ты же сам много раз говорил, что я тебе нравлюсь, и смотрел на меня так, по-особому…
Я не думала, чтобы Евгений смотрел на нее так, как на меня только что, но с любопытством ждала его ответа. Он сказал, наморщив лоб и прямо глядя ей в глаза:
— Катя! Ты мне нравишься, этого я не отрицаю, но мне нравятся многие симпатичные девушки. Это в принципе ничего не значит. Боюсь, ты выдумала какие-то там особые отношения. У меня особые отношения только с одной женщиной. — И он откровенно улыбнулся мне.
Это называется: полный афронт. У нее на глазах выступили слезы, и мне на мгновение стало ее жаль. Но после того как она воскликнула:
— Ты еще пожалеешь, что предпочел эту мымру! — жалость прошла.
Тут нас обеих удивил Евгений. У него засверкали глаза, он весь подобрался и рявкнул:
— Я никому не позволю оскорблять свою будущую жену, запомни это! — И весомо пристукнул кулаком по столу.
При этом никаких имен не прозвучало, и я отметила про себя, что во вранье его обвинить невозможно.
До Кати наконец дошло, что с ней никто не шутит, и она, покрывшись злыми красными пятнами, не прощаясь, выскочила из кафешки и побежала по улице. Евгений со злостью посмотрел ей вслед, что-то бурча под свой римский нос, потом перевел потеплевший взгляд на меня и с облегчением признался:
— Ну и ну, какая гадость. Не думал, что она будет такой нахальной. Это дочь наших поставщиков. Почему она решила, что я в нее влюбился, не представляю. Я ее и на свидание-то ни разу не приглашал. Мне никогда не нравились такие нахалки…
На эту наивность я лишь пожала плечами. Как правило, для таких экзальтированных девиц и поощрений никаких не надо — они и сами все, что хочется, навоображают.
Он продолжал, изнемогая от переполнявшей его благодарности:
— И вы так хорошо ей ответили. Спасибо, что не разоблачили!
И пересел на соседний стул, оказавшись в опасной близости со мной. Мне это не понравилось, но я не стала вскакивать, как испуганный зайчонок, и это его ободрило. Он положил руку мне на затылок, чтоб не увернулась, накрыл мой рот своими губами и сразу задышал прерывисто и неровно. Чувствовалось, если бы не неподобающее окружение, он пошел бы куда дальше, но и то, что получил, его уже вдохновляло.
Делая вид, что мне все равно, я молча терпела, упорно не желая ничего чувствовать. Оторвавшись от меня, он с укором
— Никогда не поверю, чтобы вам было со мной плохо! Вас выдает ваше тело!
Вот еще глупости! Чем это оно может меня выдавать?.. Но он снова прильнул к моим губам, стараясь полностью завладеть моим вниманием. И ему это удалось. Я забыла, что вокруг нас люди, и подалась к нему, положив руки на его крепкие плечи.
На мое счастье, послышались цокающие шаги и многозначительное покашливание. Оторвавшись от меня, Евгений услышал:
— Ваш счет!
Официантка явно не одобряла такого легкомысленного поведения в столь почтенном возрасте, как наш. Вот если бы нам было лет по восемнадцать — другое дело…
Евгений расплатился и был вынужден пойти за мной к выходу. Подождав, когда я сяду в машину, безнадежно предложил:
— Поедем ко мне! И не бойтесь — без вашего согласия ничего не будет! Клянусь!
Клятвы его мне были ни к чему — я и так знала, что ничего не будет. Потому что к нему я не поеду. Безучастно попросила, глядя в сторону:
— Ко мне домой, пожалуйста!
Он уныло склонил голову, признавая поражение, но послушно поехал. У моего дома вышел вместе со мной и, посмотрев на мои окна, предложил:
— Не пригласите меня к себе? С родителями познакомите…
Нервно подпрыгнув на месте, я выпалила, не сдержавшись:
— Еще чего!
Он побледнел и угрюмо пробормотал:
— Я для вас что, скелет в шкафу, который никому показывать нельзя?
Немного придя в себя, я поправила его:
— Вы мне никто. В этом качестве и останетесь. И не стоит рассчитывать на что-то большее! — В расстройстве я даже взялась за колье, думая возвратить его дарителю.
Он заметил этот жест, повернулся и, бросив на ходу: «Пока!», уехал.
На следующий день после работы я вышла из библиотеки одновременно с Викусей. Черт попутал, но метаться и спасаться бегством было уже поздно. Пришлось сделать вид, что ее прелестная физиономия мне ничуть не противна. Идя следом за ней, я отдала должное ее миленькому брючному костюмчику из легкой развевающейся ткани.
Смотрелась она в нем замечательно, не то что я в своем давно уже не модном ситцевом платье. Ее белокурые волосы, живописно рассыпанные по плечам, даже не блестели, а сверкали на солнце, как металлические. Она остановилась, прикрыв глаза ладонью от ярких солнечных лучей, и посмотрела на дорогу. Я пошла дальше, надеясь, что она меня не заметит, но Викуся противным голоском заявила:
— Я прекрасно знаю, что вы преследуете Евгения!
Пришлось остановиться — не в моих правилах уклоняться от навязываемого боя. Я согласно покивала головой:
— Преследую, ох как преследую! Как медведя на охоте!
Она натянулась как струна и злобно прошипела:
— Если вы от него не отстанете, я заставлю вас об этом сильно пожалеть!
Вспомнив предупреждения Иринки, я нахмурилась.
— И каким это образом? Хулиганов ко мне подошлете и постараетесь, чтобы они меня изувечили?