Любовь
Шрифт:
Единственное, что можно сказать по этому поводу: половая любовь не была умопомешательством, приведшим к вымиранию наших предков. Для дикарей каменного века любовь, очевидно, не была угрожающим существованию вида недостатком.
Вполне возможно, что половая любовь является производной от отношений матери и ребенка или, смотря по условиям воспитания потомства, от отношений детей и родителей. Возможный довод в пользу такого взгляда заключается в том, что существуют и другие производные — например, любовь к братьям, сестрам, родственникам и прежде всего любовь к друзьям. Учитывая наши реальные чувства, было бы совершенно бессмысленно предполагать, что наши родственники близки нам невзирая ни на
Правило «Вся власть генам!» работает не всегда и не везде. Люди способны любить других — генетически неблизких — людей, если эти последние возбуждают в них положительные чувства и мысли, внушают доверие и дают опору в жизни. По моему мнению, потребность в привязанности и близости возникает из наших детских отношений к родителям. Одновременно или несколько позже эта потребность ищет соответствия в других жизненных обстоятельствах. Именно в этом — а не в божественно генетической обязанности к размножению — надо искать нашу биологическую предрасположенность к любви.
Романтические треугольники
Собор Святого Марка в Венеции известен на весь мир. Над построенной несколько позже дворцовой капеллой венецианских дожей возвышаются пять мощных куполов, воздвигнутых в XIII и XIV веках. На пятистах колоннах античного ордера из мрамора, порфира, яшмы, змеевика и алебастра зиждутся богато украшенные фасад и внутренность храма. Самое красивое в соборе — это мозаика на золотом фоне. Именно благодаря ей Сан-
Марко называют Золотой Базиликой. Из года в год полюбоваться этим чудом в Венецию приезжают сотни тысяч туристов.
В 1978 году собор посетили два необычных туриста: американские эволюционные биологи Ричард Левонтин и Стивен Джей Гоулд. Особый интерес возбудило у них созерцание многочисленных, опирающихся на колонны сводов потолка. Но заинтересовались Левонтин и Гоулд не самими сводами, а тем, что располагалось на их стыках. Там, где сходились два свода, между ними был виден направленный острым углом вниз треугольник. Историки искусства называют такие треугольники пазухами свода. Эти пазухи являются появляются непреднамеренно, будучи конструктивно необходимыми элементами возведения куполов и арок. В соборе Святого Марка пазухи богато украшены мозаикой. Необходимый, но не красивый элемент здания прикрывали изящными картинами.
Гоулда и Левонтина, стоявших под пазухами свода, внезапно озарило: в архитектуре существуют вещи, созданные непреднамеренно, но являющиеся неизбежным следствием возведения зданий. Не может ли такое иметь место и в биологии? Не является ли это ответом на вопрос о причинах невероятного разнообразия природных форм? Допустим, в каком-то гене закодирована полезная информация — к примеру, о своде, — но одновременно тот же ген переносит и информацию о пазухах свода. В результате оба биолога сформулировали новое понятие. По Гоулду и Левонтину, признаки, свойства и способности, не являющиеся необходимыми с биологической точки, называют пазухами (spandrels).
Левонтин и Гоулд использовали это понятие не только для обозначения необязательных органов и нефункциональных природных украшательств; они перенесли его и на человека. Важнейший пример —
Очень трудно усмотреть эволюционные преимущества, которые дает человеку вера в Бога. Но, видимо, по достижении определенного уровня интеллекта и рассудка люди обрели способность создавать ненужные им вещи. И люди принялись с увлечением создавать5ряяЛ*е/у, как треугольники, сопутствующие приспособительным, адаптивным признакам. Так, принимается, что осознание собственной бренности и страх смерти стали следствием возникновения способности к рефлексии. Способность к рефлексии, в свою очередь, была именно такой пазухой, возникшей из полезной способности оценивать свое поведение в первобытном племени. Это означает: при таком глубоком понимании происходящего наши далекие предки в конце концов дошли до того, что осознали свою смертность и бренность. С этой невыносимой мыслью надо было как-то бороться, и здесь на помощь пришла религия. Другими словами — вера, украсившая собор Святого Марка многочисленными мозаичными пазухами, сама является такой же пазухой.
Насколько мне известно, Левонтин и Гоулд не приложили свою теорию к любви. Но если верно, что любовь впервые возникла и развилась из материнско-детских отношений, то иное ее использование было, вероятно, такой пазухой. Рассудок и интеллект могли научить человека расширить сферу эмоционально окрашенных отношений на тесный семейный круг. Свидетельства тому обнаружила уже Джейн Гудолл, наблюдая за шимпанзе и другими человекообразными обезьянами. Животные тоже вступают друг с другом в отношения взаимной заботы. Способность любить распространилась на других членов первобытного стада, на «друзей», а также и на представителей противоположного пола.
Если это так, то любовь между мужчиной и женщиной есть всего лишь «логический побочный продукт» материнско-детских отношений в разумных семейных и племенных объединениях. Детско-материнские отношения — это своды, а любовь мужчины и женщины — пазуха между ними. В этом смысле нашу способность к половой любви можно рассматривать как приспособление, но приспособление, не являющееся необходимым. В генетико-эволюционном смысле половая любовь представляется «безвредным излишеством», ибо половые отношения между мужчинами и женщинами возможны и без любви!
То, что любовь, так же, как и религия, есть всего лишь spandrel, объясняет, почему эти два явления так тесно взаимосвязаны. Едва ли найдется какая-нибудь другая дисциплина, кроме христианской религии, которая предъявляла бы к любви такие высокие требования — любви к Богу-Отцу, Иисусу, деве Марии, христианской вере, од-ной-единственной истине. Немногим в этом смысле отличается от христианства и ислам. Психологически религия, как и любовь, удовлетворяет ту же потребность в счастье, самоутверждении, ориентации в мире, уверенности, душевном облегчении и защищенности; потребность, которая является человеку в тот момент, когда он обретает способность осознать себя и свое шаткое положение в мире.
Раз возникнув, половая любовь утвердилась, как экран, на который проецируется потребность во внутренней устойчивости и незыблемости. Любящий — не важно, друзей, сестер, братьев, любимого мужчину или любимую женщину — ищет в другом общности. Разделенные чувства дают человеку точку опоры. Вполне возможно, что эта искомая и проецируемая надежность сама в какой-то момент становится двигателем эволюции. Чем мощнее становится способность чувствовать, чем больше расширяется ее поле зрения и сфера влияния, тем более разнообразным и содержательным становится социальное поведение. Ни одно животное в мире не обладает столь многочисленными источниками сочувствия и любви, как человек.