Любовная капитуляция

Соммерфилд Сильвия

Кэтрин чувствовала, как сердце у нее начинает часто стучать от его прикосновений, как вместе с его теплом в нее по капле переливается его сила. Но никто из супругов не мог найти нужных слов, никто не решался первым перекинуть мост через разделявшую их полосу отчуждения.

Прошел еще день, прежде чем Кэтрин поняла, что Донован нянчится с ней, как заботливая мать; после этого каждое его прикосновение пугало ее и выбивало из седла. Всякий раз, когда они оказывались вместе, она хотела его все больше и больше, но непримиримая гордыня не оставляла

ей пути к отступлению.

На следующий день нервы Кэтрин были уже на пределе. Она решила, что ей необходимо какое-то время держаться от мужа в отдалении, чтобы не сказать ему слов, о которых она потом наверняка пожалеет.

Вечером ее навестила Энн. Несмотря на бледность, она чувствовала себя хорошо и с радостью отметила, что сестра тоже совершенно поправилась.

— Кэтрин, как здорово, что у тебя вновь твой прежний цветущий вид!

— Да и ты, кажется, не можешь пожаловаться на самочувствие. Ты даже не представляешь, Энн, как я рада видеть тебя.

Энн уселась подле Кэтрин возле огромного камина.

— Все было так ужасно, Энн… Мы слишком долго не были в нашем отеческом доме, и мне неспокойно. Я понимаю, слуги обо всем позаботятся, и все же… Я хочу вернуться туда на день-два.

— О, Кэтрин, разумеется, мы поедем, если ты хочешь. Я как раз собираюсь возвращаться домой завтра утром. Поездка верхом и свежий воздух пойдут нам только на пользу. Но с тобой действительно все в порядке, Кэтрин?

— Разумеется. Просто мне, как ты правильно сказала, требуется движение и свежий воздух. Энн!..

— Что?

— Я… мне хотелось бы, чтобы никто не знал об этом. У нас и без того целый век не было возможности поговорить по душам!

— Конечно, я буду молчать, если ты просишь. Но… как быть с Донованом?

— Ему не говори в первую очередь. Ему… ему тоже потребуется время, по крайней мере, сейчас. У меня нет готовых ответов. Просто я хочу от всего отдохнуть.

— Хорошо. Завтра мы едем.

— Спасибо, сестра, — тихо сказала Кэтрин и положила свою руку на ладонь Энн. — Энн, а что с тобой и… с Эндрю?

— Эндрю… — повторила Энн, и глаза ее подернулись дымкой. — Эндрю уехал и не вернется. Ничего у нас с ним быть не может и мне, как и тебе, предстоит покориться судьбе…

Вошла молоденькая служанка с подносом и едой для Кэтрин. Поставив поднос на стол, она медленно побрела к двери. Энн и Кэтрин возобновили разговор, не называя никого по имени: они прекрасно понимали, что у стен в замке есть уши и что языки у молоденьких девушек из прислуги, что помело.

Служанка по возможности долго потопталась в комнате, поправляя вещи, вытирая пыль и жадно прислушиваясь к каждому слову тихого, но ясно различимого разговора; не услышав ничего нового для себя, она закрыла дверь и медленно пошла по коридору к себе. Погруженная в мысли, она едва не столкнулась с Донованом.

— Лорд Мак-Адам!

Донован, словно не замечая игривого блеска в глазах девушки, спросил мимоходом:

— Ты принесла леди Мак-Адам ужин?

—

Да, сэр.

— Она встала?

— Встала и оделась, сэр. У нее сестра, леди Энн.

— Ага, понятно… Надо думать, леди Энн поспешила поделиться последними новостями и сплетнями. — Он улыбнулся, скрывая нетерпение, и вынул из кошелька монету. — И что же это за сплетни, хотелось бы знать?

— Ничего интересного, сэр, — сказала служанка, решив, что хозяин хочет знать отзывы о себе самом, что естественно, ведь они так недавно женаты! — Так, разговоры об английском шпионе, том, что недавно бежал. Когда я уходила, они говорили о нем.

Донован, остолбенев, стоял и смотрел, как девушка, взяв монету, уходит. Итак, Эндрю остался в сердце Кэтрин. Донован медленно двинулся в сторону спальни, исполненный решимости раз и навсегда вычеркнуть Эндрю Крейтона из своей жизни.

Он буквально вломился в комнату, и вид сестер, отпрянувших друг от друга, лишний раз убедил его в своей правоте. Энн медленно встала и улыбнулась. Она единственная из присутствующих понимала, что вся беда этих двоих в том, что они любят друг друга, но не хотят в этом признаться.

— Лорд Мак-Адам? — сказала она.

— Леди Энн? — ответил он, не отрывая глаз от Кэтрин. — Прошу прощения, что я помешал вашим посиделкам, но мне нужно поговорить с женой наедине.

— О да, разумеется.

Энн почувствовала укол жалости к этому сильному, гордому и могучему человеку, охваченному влечениями и чувствами, которых он сам не понимал. Энн пожала руку сестре и, покинув комнату, тихо затворила за собой дверь.

— Ты выглядишь значительно лучше, Кэтрин, — улыбнулся Донован, — Этот румянец на твоих щеках — след возбуждения?

— Чем же я могу быть возбуждена, милорд? Я обязана тебе жизнью и ценю этот подарок!

— И у сестры твоей цветущий вид. Наверное, вам нашлось о чем с ней поговорить?

— С каких пор тебя начали волновать женские разговоры? У тебя на плечах столько важных дел, столько своих собственных хлопот!

Кэтрин повернулась к окну.

— Донован! — вдруг сказала она, не поворачивая головы.

— Да?

Он сел в освободившееся кресло и откинулся в нем, разглядывая жену. Луна только что взошла из-за горизонта, и в ее свете он мог видеть очерк фигуры и блеск волос жены. Он сидел тихо, ощущая внутри себя желание заниматься с ней любовью до тех пор, пока не сотрется всякая память об Эндрю Крейтоне… Но еще больше он желал ее не желать.

— Я бы хотела попросить тебя об услуге, — сказала она.

— Вот это сюрприз. Не ждал, что ты когда-нибудь попросишь меня о чем-то.

Кэтрин повернулась к Мак-Адаму, лицо у нее казалось непроницаемым.

— Я хочу вместе с сестрой вернуться домой.

Донован ждал чего угодно, только не этого.

— Ты хочешь сказать, что собираешься покинуть замок?

— Речь идет о какой-нибудь паре дней. До чего же мне надоело всякий раз умолять тебя, нарываясь на холодность и унижения!