Любовная мозаика
Шрифт:
Что я делаю здесь, возле этой симпатичной, но, в сущности, малознакомой женщины, думал он. Моя мать и сестра жаждут моего общества, дорожат каждой минутой, проведенной со мной. И тем не менее я здесь. Я, как бумеранг, возвращаюсь к этой женщине против своей воли.
Пейдж переживала из-за своего усталого вида. Она боялась разочаровать Рэйнольдса, показаться некрасивой; поэтому не столько ела, сколько ковыряла салат, опустив голову. Она знала, что в эти минуты он что-то решает и от этого «что-то» зависит будущее их почти не начавшихся отношений.
Чего я боюсь, продолжал разговаривать с самим собой Рэйнольдс. Нужно смотреть правде в глаза. Не убегать от ситуации, а идти ей навстречу. Я чувствую, что Пейдж нуждается во мне, боится потерять меня. Уж не знаю, чем я заслужил ее симпатию? Пусть не любовь, не страсть, пусть дружба, если такое вообще возможно между мужчиной и женщиной. Но почему бы действительно не доставлять друг другу небольшие радости, проводить вместе время, отдыхать самому и делать хоть чуть-чуть счастливее ее? Почему бы не пожить для себя, стать даже авантюристом, искателем приключений, но в хорошем смысле? Почему бы не попробовать? Может быть, что-то получится. А нет — так нет.
— Вы были когда-нибудь в Луна-парке? — нарушил молчание Клэй.
Пейдж оторопела. Удивление, облегчение, радость — гамма разноцветных чувств отразилась на ее лице.
— После сегодняшнего трудового подвига, — продолжал Клэй, делая вид, будто не замечает, что творится с Пейдж, — вы заслужили, чтобы вас хорошенько развлекли. Можно поехать туда в четверг, после того как вы закончите работу в поликлинике.
— Я согласна, — тихо ответила девушка.
6
Шагая рядом с Клэем по широкой асфальтированной дороге к воротам Луна-парка, Пейдж на секунду представила себя маленькой девочкой, идущей рядом с отцом. Какое бы это было, наверное, неописуемое счастье! Но ничего подобного в ее детстве не было. Она посмотрела по сторонам.
Вокруг было столько беззаботных детских лиц: в прогулочных колясках, на плечах отцов, важно поглядывающих с высоты; те, что были постарше, держали матерей за руки, а некоторые сорванцы так и норовили убежать вперед.
Пейдж по-хорошему завидовала им. И вдруг чуть ли не поклялась себе: если у нее когда-нибудь будут малыши, она ни за что не станет лишать их радостей детства. Пусть оно будет счастливым, так чтобы спустя годы они могли вспомнить дни, полные чудес и веселья. А что может быть на свете дороже светлых воспоминаний, приходящих из детства в самую тяжелую минуту жизни?
Ей всегда казалось, что она родилась сразу взрослой. Когда-то она гордилась собой, не по годам серьезной, в глубине души выделяя себя из компании сверстников. Но теперь чувствовала, что в ее жизни отсутствует что-то очень важное, бесценное.
Вход в парк аттракционов был спроектирован так, чтобы сразу поразить воображение не только маленьких, но и взрослых посетителей.
Клэй купил билеты, и два мушкетера в пышных одеждах со скрещенными шпагами расступились перед ними и эффектно раскланялись. Лиловые перья страуса, украшавшие их широкополые шляпы, скользнули по мостовой, выложенной желтыми кирпичами.
Пейдж заворожила атмосфера, царившая вокруг. Как Золушка, приехавшая на первый бал, она, затаив дыхание, прошла мимо мушкетеров. Рэйнольдс следовал за ней. Они смотрели по сторонам, стараясь ничего не пропустить.
Вдруг Пейдж обнаружила, что некоторые женщины с интересом поглядывают на Клэя. И, как ни странно, ей это понравилось. Она гордилась, что ее спутник такой видный мужчина. Клэй и вправду в этот день был на редкость хорош собой. Он зачесал свои непослушные жесткие волосы в тугой хвост на затылке. Такая прическа подчеркивала мужественный овал его лица, высокие скулы, волевой подбородок. Под черной хлопковой тенниской с короткими рукавами обозначались натренированные мышцы. Джинсовые шорты до колен облегали накаченные бедра. Массивная пряжка кожаного пояса поблескивала на плоском, поджаром животе.
О такой великолепной фигуре может мечтать, пожалуй, всякий мужчина, но немногим из тех, кому за тридцать, удается ее сохранить, подумала Пейдж, краем глаза наблюдая за Клэем.
И тотчас она почувствовала, что ее охватывает знакомое, волнующее ощущение. Так было всякий раз, когда к ней приходили мысли о Рэйнольдсе. Пейдж как бы переставала принадлежать себе, теряла ориентацию во времени и пространстве. Вот и теперь, подпав под власть его чар, она стояла совершенно растерянная.
Клэй заметил это, но не мог понять, что с ней стряслось.
— Доктор Конрад, — окликнул он ее, — мы, кажется, пришли развлекаться?
— Да, — очнулась Пейдж. — Я действительно что-то…
Девушка достала из миниатюрного джинсового рюкзачка темные очки, чтобы Клэй не прочитал по ее глазам ничего лишнего.
— С чего начнем? — оживилась она, почувствовав себя более уверенной.
— Начнем с простого, — ответил Клэй, указывая свернутым в трубку путеводителем на гигантское чертово колесо, отчетливо выделявшееся на фоне голубого неба.
— Я чувствую, настал час испытаний. — Пейдж кокетливо поежилась. Она не могла причислить себя к любителям высоты, но и пасовать перед трудностями было не в ее натуре.
Уносившее их от земли колесо двигалось очень медленно, почти незаметно, как бы зависая на месте, а когда достигло наивысшей точки, девушка посмотрела вниз, и у нее немного закружилась голова. Парк под ними казался крошечным островком, а люди — малюсенькими куколками; дома, зеленые насаждения напоминали макет детского конструктора.