Любовница авантюриста. Дневная Красавица. Сказочные облака
Шрифт:
— Поторопись, — добавила она нервно. — А то из-за тебя мы оба сейчас простудимся.
Когда переодетый Пьер вернулся в комнату, она подошла к нему и сказала, прижавшись на мгновение к его груди:
— Милый, как все-таки прекрасно мы прогулялись. С тобой каждая минута жизни получается такой наполненной.
Теперь жена была в черном платье, под которым легко угадывалось прекрасное упругое тело. Несколько секунд они стояли не шевелясь. Они с удовольствием смотрели друг на друга. Затем он поцеловал ее в мягкий изгиб шеи
— Пойдем вниз. А то мы уже опаздываем.
В венской кондитерской их ждала Рене Февре. Эта маленькая, живая, элегантная женщина, казалось, вся состоявшая из быстрых жестов и высоких интонаций, вышла замуж за одного из друзей Пьера, тоже хирурга. К Северине она прониклась глубокой и необузданной нежностью, которая победила сдержанность молодой женщины, и они быстро подружились.
Едва лишь завидев на пороге чету Серизи, Рене тут же закричала через весь зал, махая платком:
— Идите сюда, я здесь. Вы что думаете, мне очень весело сидеть тут одной среди разных англичан, немцев и югославов? Вам, наверное, хочется, чтобы я ощутила себя иностранкой.
— Ради Бога, извини нас, — ответил Пьер. — Наш чистокровный скакун занес нас слишком далеко.
— Я видела, как вы возвращались. Вы оба просто великолепны. А ты, Северина, так здорово смотришься в этом синем мужском костюме… Ну, что будем пить? Мартини? Коктейль с шампанским?.. А вот и Юссон. Он сейчас поможет нам выбрать.
Северина слегка нахмурила свои густые брови.
— Не приглашай его, — шепнула она.
Рене чересчур быстро — во всяком случае, так показалось Северине — ответила:
— Увы, моя дорогая, слишком поздно. Я уже подала ему знак.
Анри Юссон ловко и небрежно пробирался к ним, лавируя меж столами. Он поцеловал руку Рене, затем прильнул к руке ее подруги. Прикосновение его губ было Северине неприятно, словно за этим жестом таился какой-то двусмысленный намек. Когда Юссон выпрямился, она поглядела ему прямо в глаза. На изможденном лице Юссона от этого безмолвного вопроса не дрогнул ни один мускул.
— Я только что с катка, — доложил он.
— Где заставили зрителей замирать от восхищения? — спросила Рене.
— Нет. Выполнил всего несколько фигур, и все. Там была такая сутолока. Я больше смотрел, как катаются другие: это довольно интересно, когда движения выполняются правильно. Тут возникают даже мысли о какой-то ангельской алгебре.
У него был лихорадочно возбужденный, богатый интонациями голос, который контрастировал с неподвижными и изнуренными чертами его лица. Юссон пользовался им сдержанно, словно не догадываясь о его великолепии. Пьер, любивший слушать, как говорит Юссон, спросил:
— А женщины хорошенькие были?
— Да, где-то с полдюжины, что
— Какой ужас! — вскричала Рене.
Юссон продолжал говорить, не отрывая глаз от Северины.
— Между прочим, этой девочке с ее бедрами и грудью лучше всего было бы вообще ходить голой…
— А вы, я бы сказал, не слишком требовательны, — заметил Пьер со смехом. — Это вы-то…
Он дотронулся до мохнатой шубы, в которую, несмотря на жару в помещении, был укутан Юссон и из которой выглядывали только длинные, худые, изящные кисти его озябших рук.
— Одежда у женщины — это своеобразный аксессуар ее чувственности, — заявил Юссон. — Если ты целомудренна, то одеваться, мне кажется, просто неприлично.
Северина сидела, повернув голову в сторону, но продолжала ощущать на себе его цепкий взгляд. Ее смущение было вызвано даже не столько словами Юссона, сколько тем упорством, с каким он предназначал их специально ей.
— Одним словом, ангелы катка вам не понравились? — спросила Рене.
— Я этого не сказал. Но дурной вкус раздражает меня, что уже приятно.
— То есть, чтобы вам понравиться, — произнесла Рене весело, но, как показалось Северине, менее естественным, чем обычно, тоном, — нужно одеваться безвкусно.
— Да нет, отнюдь, — сказал Пьер. — Я очень хорошо понял. Просто в некоторых сочетаниях цветов есть какая-то провокация. Напоминает злачное место, так ведь, Юссон?
— Сложные существа, эти мужчины, ты не находишь? — спросила Рене Северину.
— Слышишь, Пьер?
Он рассмеялся своим мужским и одновременно нежным смехом.
— О, я только стараюсь все понять, — ответил он. — Когда немного выпьешь, то это довольно легко.
— А вы знаете, — сказал вдруг Юссон, — что вас принимают за молодоженов, совершающих свадебное путешествие? Совсем неплохо для супругов, проживших два года вместе.
— И немного смешно, не правда ли? — спросила Северина явно агрессивным тоном.
— Отчего же? Я ведь только что признался, что зрелища, вызывающие у меня раздражение, мне отнюдь не неприятны.
Пьер испугался ярости, отразившейся вдруг на лице жены.
— Скажите-ка, Юссон, — поспешил он сменить тему, — вы сейчас в форме для заезда? Надо непременно выиграть у оксфордов.
Они заговорил о бобслее, о командах соперников. И в конце разговора Юссон предложил супругам Серизи поужинать вечером вместе.
— Это невозможно, — возразила Северина. — Мы уже приглашены.
На улице Пьер спросил ее:
— Юссон тебе так неприятен, что ты даже начинаешь лгать. Но почему? Смелый спортсмен, превосходно начитанный человек, не злословит…