Любовница бродяги
Шрифт:
Услышав об этом, Джаррет задумчиво потер переносицу.
— Вы ему говорили о ваших выводах?
— Говорила. Он сказал, что я ошибаюсь. Джаррет фыркнул.
— Этот человек или дурак, или лжец. Вот что я понял. А как ваше мнение?
— Такой вывод мне не нравится. Он поднял руки в знак капитуляции.
— Я не собираюсь провоцировать войну с вами. Я только хотел сказать, что вы правы относительно Куинс-Пойнт. Если вы с этим согласитесь, то придете к выводу, что Холлис дурачит или вас, или себя. Но если вы поверите в его правоту, то тогда окажется, что вся ваша работа
Ренни и раньше думала, что Холлис с изыскателями пришли к неправильным выводам, но это можно было объяснить скорее небрежностью, чем злым умыслом. Презрительная улыбка Джаррета, казалось, намекала на нечто прямо противоположное.
— Они могли проявить невнимательность, — медленно сказала Ренни, сознавая, что это звучит не очень убедительно, — но предположить, что они сознательно…
Джаррет пожал плечами, не желая вновь спорить.
— Вы знаете его лучше меня.
Ренни помолчала, задумавшись. Затем кивнула.
— Да, верно. В изысканиях он никогда не был особенно силен, и никогда это его особенно не интересовало. Он просто сопровождал группу, а не контролировал ее работу, Он не дурак и не лжец, но в данном случае он, возможно, проявил некоторую беспечность или склонность слишком полагаться на чужое мнение.
Джаррет понял, что это максимальная уступка, на которую она готова пойти. Большая откровенность вызовет у нее чувство неопределенности и неуверенности. В конце концов, она все еще собирается выйти за него замуж. Джаррет кивнул, принимая такое объяснение.
— Спасибо, что вы сказали мне насчет паводков. Я буду настаивать на изменениях в проекте.
Она будет настаивать, подумал Джаррет, но неизвестно, будут ли ее слушать.
— Маршрут, отличающийся от вашего, означает катастрофу — финансовую и любую другую.
Ренни была готова поблагодарить его вновь, когда вошла миссис Каванаг и объявила, что обед готов.
— Вы опять разговариваете, — с сияющим видом заявила кухарка. — Вот и славно. Ну, пойдемте. Сюда я не буду подавать.
Ренни и Джаррет обменялись заговорщическими взглядами. Джаррет протянул руку Ренни и помог ей подняться. Она взяла его под руку и позволила проводить себя в столовую.
В этот вечер, когда Ренни пожелала ему спокойной ночи, Джаррет только большим усилием воли удержался от того, чтобы ее поцеловать.
Размышляя, он долго лежал без сна. С точки зрения здравого смысла его привязанность к ней было невозможно объяснить. Большей частью она держалась надменно, иногда была просто невыносима. Несмотря на все усилия, Ренни часто выходила из себя, так легко поддаваясь на его насмешки, что Джаррет уже чувствовал себя виноватым. Иногда она казалась очень умной, а иногда — необычайно наивной. Она как будто не знала, чего хочет от жизни. С одной стороны, Ренни тяготила ее женственность, а с другой, несмотря на современный образ мышления, она также чувствовала себя неуютно, требуя равных прав с мужчинами.
Одевалась Ренни просто, хотя и не так аскетично, как, по словам Этана, ее сестра Майкл. Вопреки нынешней моде, платья Ренни были не особенно украшены кружевами и лентами.
Свои волосы, которыми можно было гордиться, Ренни просто закручивала на затылке в пучок. Иногда они закреплялись булавками, а иногда нет. Казалось, Ренни это совершенно безразлично. Во сне черты ее лица были безмятежными, почти ангельскими. Пробудившись, Ренни постоянно находилась в движении. Нос морщился, глаза вращались, рот кривился. Пришедшая в голову мысль могла заставить ее покраснеть. Когда Ренни злилась, она сжимала кулаки, когда нервничала — постукивала пальцами. Спокойствие было для нее неестественным состоянием. Играя в покер, Ренни моментально просадила бы все до последней рубашки.
Джаррета мучила мысль, что он не может сыграть с ней в карты. Он хорошо представлял себе, что скрывается под теми невзрачными платьями, которые носила Ренни. У нее были хрупкие плечи и большая грудь — пожалуй, даже чересчур полная для ее фигуры. Узкая спина имела восхитительные очертания, суживаясь в талии и мягко округляясь на бедрах. Ренни была среднего роста, но большая часть его приходилась на ноги. Джаррет чересчур часто вступал в борьбу с девушкой, чтобы не обратить внимания на мелькавшую перед глазами бледную кожу и изящную форму ног.
Живая, задиристая, Ренни напоминала ему скорее петуха, чем львицу. Возможно, ей подошло бы другое сравнение — просто ничего другого Джаррету не приходило на ум. Теперь он понимал, что ему было бы гораздо легче вернуться в Колорадо, если бы он никогда не слышал, как она смеется. Даже если бы Ренни ни разу не улыбнулась.
На следующее утро Ренни спустилась вниз поздно. Когда она достигла первого этажа, Джаррет уже закончил свой завтрак и отходил от входной двери. У Ренни сложилось впечатление, что он только что с кем-то разговаривал. Посмотрев в одно из узких длинных окон, находившихся с обеих сторон от двери, она действительно заметила какую-то женщину, которая садилась в экипаж. Ренни взяла себе на кухне чашку кофе и отправилась в библиотеку к Джаррету. Тот стоял у окна, глядя в переулок.
— Что, свидание? — беспечно спросила Ренни. Она удивилась, увидев, что Джаррет вздрогнул от звука ее голоса. Он явно не слышал, как она вошла. — О, дорогой Джаррет, ваши мысли витают в тысяче миль отсюда! Это не очень облегчает охрану моей персоны.
— Садитесь, Ренни.
Голос его звучал серьезно. Абсолютно серьезно. Ренни села, будто ее толкнули.
— Что случилось? Это Майкл, да? Что-то случилось с Майкл!
Джаррет отвернулся от окна.
— Это была не Майкл. Приезжала Сьюзен Тернер. Вы ее знаете?