Любовница года

Серова Марина Сергеевна

«Балбес», похожий на молодого викинга, протянул мне запотевшую, холодную банку, но, как ни манила к себе ледяная даже на вид, запотевшая от разницы температур емкость, я героически отказалась.

– Извините, я за рулем.

– Вау! – картинно подняла бровки Мила. – Эй вы, нарушители! Берите пример.

Мне принесли минералку, а банка пива поступила в распоряжение Милы.

– Тошка тоже работал в охране, – тараторила она, повиснув на своем атлете. – У моего. Но тот, как только заметил, что он на меня глаз положил, – сразу вытурил. А нам

и лучше. Никто не пасет. Да, Тошик?

Мила расхохоталась.

Судя по всему, банка пива, которую она держала в руках, была далеко не первой, и я уже начинала сомневаться в целесообразности своего появления здесь. Да, конечно, в откровенности своих собеседников я была очень заинтересована, но и адекватность являлась немаловажным условием.

Впрочем, не уезжать же мне было, едва приехав.

Я устроилась на лавочке в беседке, и вскоре вся компания переместилась туда же.

– …так, значит, говоришь, все пьяные были? – спрашивала я «Тошика», приканчивающего под шашлычок очередную банку пива.

– Мне Леха потом рассказывал, на карачках из сауны выползали.

– Ну, это еще не аргумент, – возражал Вова. – Вот сам подумай, если бы ты захотел заказать убийство – стал бы ты своих собственных охранников подставлять? Это же ментам прямо подарок. На них в первую очередь подозрения падут. Стрелка можно и со стороны нанять. И умный человек так бы и сделал. А Смирнов не дурак.

– Так вы думаете, что заказчик все-таки Смирнов? – обратилась я к Вове.

– А почему нет? Вы посмотрите, что сделали с Милой? Любой обидится.

«А вот Тоша, похоже, не обиделся, – думала я. – Ходит себе, веселый, радостный… А попозже, глядишь, и жарким сексом займутся и никакие прыщи ничему не помешают…»

– …и потом, он потерял деньги, – продолжал Вова. – А такие, как Смирнов, про финансовые потери не забывают…

«Смотри-ка, как хорошо ты все знаешь…»

Рассуждения Вовы начинали меня раздражать. Он был трезвее остальных, занимался в основном шашлыками и до такой степени внимательно наблюдал за всем происходящим, что я уже стала сомневаться, кто из нас здесь частный детектив.

– А вы как считаете, Антон, смог бы ваш бывший босс заказать своего друга?

– Смирнов-то? А почему нет? Вы бы видели, как он на меня смотрел, когда нас с Милкой засек. Того и гляди укусит. А мы и не делали ничего… так только… приобнялись слегка.

Косо ухмыляясь, Тоша прижал к себе Люду, по-видимому, желая продемонстрировать, как они в тот раз «приобнялись».

– Да, за таких девушек поклонники должны на дуэли драться, – попыталась польстить я. – А у вас, Катя, есть какие-то предположения по поводу того, кто мог это сделать?

– А? У меня? Нет… нет никаких предположений.

Катя, почти все время молчавшая, отреагировала на мой вопрос так, будто ее только что разбудили.

Вообще, по сравнению с Тошей и Людой, которые то обнимались, то целовались, всячески проявляя взаимные чувства, Вова и Катя за все время моего пребывания здесь ни разу даже не приблизились друг

к другу. Девушка почти все время сидела в беседке, Вова заботливо следил за тем, как жарится шашлык, и, глядя со стороны, можно было подумать, что это коллеги по работе, нечаянно встретившиеся у общих знакомых.

– Какие у нее могут быть предположения! – между тем весело кричала Люда. – Она, бедная, из дому по целым дням не выходила. «Сижу за решеткой в темнице сырой…» Ха-ха-ха! Ваня у нас – страшный собственник. Был. Все свое с собой. Если уж что в руки к нему попало, пиши пропало. Ха! Тошик! Смотри – я стих сочинила.

– Ты же моя… поэтесса, – Тошик ласково чмокнул Люду в щечку. – Вы, Татьяна, на Катю не очень рассчитывайте, она у нас партизан. И это чистая правда, что Артемьев любил все контролировать и чтобы у него все по струнке ходили. Катя когда у него в коттедже жила, без спросу нос на улицу высунуть не могла. Везде только с охраной, под наблюдением… Вон, Вовку спросите, он вам скажет.

– Что, действительно все было так строго? – улыбаясь, обратилась я к Вове.

– Ну, в общем… да. Иван Алексеевич любил порядок.

– А в тот вечер вы тоже были в охране? Ну, в смысле, среди тех, кто подвозил его домой?

– Да, разумеется.

– Эх, так что же я теряюсь! – шутливо как бы опомнилась я. – Тут у меня живой свидетель, а я по сторонам глазею. Вы ведь, можно сказать, очевидцы…

– Да какие мы очевидцы, – уклончиво отвечал Вова. – Он из машины вылез, да и послал нас… ко всем чертям. Нечего, говорит, вам тут делать, я сам дорогу найду.

– А он очень пьян был?

– Да нет… нет, бывало и покруче. Мы, собственно, поэтому и не стали задерживаться. Босс в порядке, с ног не падает… К тому же и сам говорит, чтобы отваливали. А возражать у нас… не принято. Ну, Миша долго не думал, развернулся, да и поехал. Времени-то уж было… ночь.

– Миша – это водитель?

– Ну да. Развезли ребят, потом меня отвез… я дальше всех живу. Ну а потом, наверное, домой поехал, куда же еще.

Пока Вова говорил, я внимательно вглядывалась в выражение его лица, пытаясь уловить что-нибудь, так сказать, «наводящее». Фальшинку, усмешку, досаду… В общем, какую-то мелочь из тех, что человек сам за собой замечает редко и благодаря этому прокалывается там, где меньше всего ожидает.

Вова приехал сюда как друг и даже, возможно, возлюбленный Кати, между тем и от него, и из других источников мне уже было известно, что характер у Артемьева был тот еще и девушке жилось несладко. Как знать, может, именно на этой почве и зародился мотив…

Конечно, сам Вова в качестве исполнителя сразу исключался, но, учитывая его профессию, можно предположить, что и знакомые у него соответствующие и среди них наверняка есть кандидатуры, вполне подходящие.

Я размышляла обо всех «за» и «против» возможной причастности к преступлению Вовы, не подозревая, что уже через несколько минут события примут совершенно неожиданный оборот. По крайней мере, для меня.