Любовница короля
Шрифт:
Торопливо вскрыв конверт, юноша принялся читать послание. На нескольких страницах почти не поддающихся расшифровке каракулей тем не менее встречались вполне отчетливые фразы, словно отпечатанные типографским шрифтом, — «негодный мальчишка», «плотские грехи», «развратные девки», «беспутный образ жизни». Но более всего Эдуарда поразили строки: «…низость по отношению к любящим родителям. За все эти годы, пока ты живешь вдали от дома, мы не получили от тебя ни одного письма».
У Эдуарда потемнело в глазах. Что это могло означать? Он вдруг все понял. Почему только не догадался раньше? Барон перехватывал его письма — ни одно
Яростно оттолкнув стул, юноша вскочил и бросился наверх, в спальню барона. На мгновение он застыл на пороге, разглядывая своего наставника. Тот сидел в постели, ночной колпак на лысой голове съехал набекрень, на подносе перед ним стоял завтрак. Кусок бифштекса, залитого взбитыми яйцами, словно повис в воздухе у него передо ртом, когда барон сердито уставился на внезапно вторгнувшегося в его покои юношу.
— Позвольте, сэр, что это значит?! — грозно взревел наставник-скупердяй.
— Нет, это вы позвольте, сэр, и скажите мне, что значит это?! — закричал Эдуард, потрясая письмом. — Мой отец пишет, что не получил от меня ни единого письма. Извольте объясниться, сэр!
Сохраняя невозмутимость, барон продолжил утреннюю трапезу и, не переставая жевать, произнес:
— Его величество распорядился ни при каких обстоятельствах не беспокоить его по пустякам. Он приставил меня к вам in loco parentis [2] . Я не пересылал ему ваших писем, поскольку в них не было ничего, кроме пустяковых жалоб.
2
Заменить родителей ( лат.).
— Пустяковых жалоб?! Жалоб на то, что вы лишали меня, наследного принца, элементарных удовольствий, которые обязан получать любой молодой человек? Вы выделяли мне жалкие полторы гинеи в неделю… и все это время позволяли моему отцу думать, что я ни разу не написал ему! Клянусь небом, сэр, вам придется за это ответить!
— Вам тоже, мой молодой резвый петушок, придется держать ответ перед его величеством, потому что, смею поставить вас в известность, я уже сообщил ему о вашем постыдном поведении…
— Это я понял из письма…
Не зная, что еще сказать, Эдуард сокрушенно покачал головой и вышел из комнаты.
Что стало с Ла Дюлек, ему было безразлично. Он узнал, что девица обманывала его, как и Одо, настраивая их друг против друга, и теперь вся эта история была ему просто противна.
Конец ее приблизило решительное вмешательство барона. Совместными усилиями его и родителей Одо они разыскали барышню и предложили ей убраться восвояси из Женевы. Поначалу Ла Дюлек упорствовала. Ее возмущало, почему это она должна покидать Женеву, где так популярна. Но в конечном счете, получив двадцать луидоров, актриса капитулировала. Нисколько не сожалея о ее отъезде, Эдуард тем не менее был взбешен. Его возмущало, что о любом его шаге, о любых действиях докладывается отцу. И теперь более, чем когда-либо, он осознал всю тщетность и бесполезность попыток жаловаться родителю.
Ла Дюлек исчезла из его жизни, но Эдуард не чувствовал себя одиноким. Выбирать он мог где угодно: и в аристократических салонах, и в многочисленных публичных домах, чьи интерьеры и богатое убранство порой не уступали
Однако вскоре наступило жестокое отрезвление — Аделаида забеременела. Эдуард почувствовал себя буквально раздавленным, когда она сообщила о его предстоящем отцовстве.
— Ты уверена? Нет, ты и впрямь уверена? — запинаясь, растерянно вопрошал он.
Пожав плечами, Аделаида лишь вздохнула:
— Настолько, насколько может быть уверена женщина.
— И что ты собираешься делать?
До сих пор он считал себя настоящим мужчиной и теперь вдруг осознал свою беспомощность и незрелость.
— Это я тебя хочу спросить: что ты собираешься делать? — последовал колкий ответ.
Эдуард задумался. Георг, Фред и Уильям уже сталкивались с такой проблемой. Так, может быть, написать им, спросить совета? Нет, ни в коем случае. Они только посмеются над ним. Конечно, нужно просто дать ей денег. Это было бы благородно с его стороны. Но где их взять?
— Квартира, разумеется, останется за тобой. И я позабочусь о том, чтобы тебе выдали постоянное разрешение на проживание…
— А ребенку?
— Для ребенка я оформлю свидетельство о рождении.
Она вздохнула:
— Мне, право, ужасно жаль, сэр, что так случилось. Может быть, мне все-таки удастся сделать аборт…
— Ни в коем случае! Я не могу допустить, чтобы ты рисковала жизнью, отдав себя в руки грязной знахарки или шарлатанки. Нет, я прослежу, чтобы и ты, и ребенок получили должную заботу. Ты говорила об этом кому-нибудь еще?
— Только своей сестре Виктории…
— Тогда возьми с нее обещание держать это в секрете. До сих пор мы проявляли благоразумие, не выставляя напоказ своих отношений, так давай же будем проявлять благоразумие и впредь. Если бы мой отец узнал о случившемся, мне было бы трудно раздобыть деньги. — Эдуард помолчал, задумавшись. — Он мог бы даже отозвать меня из Женевы. А ведь мы оба не хотим этого. Не так ли?
И все же к тому времени, когда Аделаиде пришлось покинуть сцену, вся Женева уже знала о причине ее ухода. Многие даже догадывались, кто отец еще не родившегося ребенка. Как ни странно, отношения Эдуарда с девушкой сделались еще более близкими. Во-первых, она оказалась гораздо благороднее, чем Ла Дюлек, и мысль о том, что Аделаида носит под сердцем его ребенка, странным образом волновала юношу. Может, он и не любил актрису по-настоящему, но если раньше относился к ней лишь как к игрушке или очаровательному маленькому созданию, призванному ублажить его физические потребности, или просто как к человеку, с которым приятно проводить время, то теперь она стала ему близким другом, попавшим в затруднительное положение и нуждающимся в утешении и заботе. Шли месяцы, и Эдуард с удовольствием наведывался в уютную квартиру, где они проводили время наедине — вместе ели, пели под аккомпанемент ее гитары, а потом он давал любовнице уроки английского — занятие, всегда заканчивавшееся взрывами хохота.