Любовница. По осколкам чувств
Шрифт:
— И тебе не хворать, друг сердечный, — буквально мурлычет мне тот, вольготно разваливаясь в кресле напротив.
— Как некстати ты приперся, — смотрю на часы и жалею потерянного времени наедине с Райской.
— А ты чего такой недовольный? Не рад меня видеть, Данечка-лапочка?
— Не рад, — честно отвечаю я и показательно натянуто улыбаюсь во все свои тридцать два зуба, — зато ты, судя по бодрому виду, прямо цветёшь и пахнешь, Ромашка моя ненаглядная, — мило воркую, а сам корчу противную гримасу.
Ржёт. Придурок!
— А что мне грустить? У меня всё зашибись, — довольно наглаживает
— М-м, рад за тебя, но… изыди, ты меня бесишь.
— Неправда. Я милашка, — ржёт Ветров.
— Милашка? Если по тебе пускает слюни моя сестра, то это ещё не значит, что я должен терпеть твоё назойливое общество. Давай, до свидания!
— У-у, суровый дядя отругал мальчика почём зря! Нехороший! Я всё маме расскажу.
— Ты что хотел? — не знаю я, то ли выйти из себя, то ли послать этого идиота по известному маршруту.
— А ты попробуй отгадай.
— Я на гадалку похож? — фыркаю и закатываю глаза.
— Ладно. Поясню для особо одарённых. Я тут чтобы узнать, прав ли я был в своих предположениях насчёт вчерашнего вечера.
— М-м-м… нет, — скалюсь я, хотя внутри меня бурлит концентрированное бешенство. Ненавижу, когда меня пытаются ухватить за задницу.
— Значит не с хочучкой был?
— С кем?
— Со сладенькой умницей?
Ничего не отвечаю. Только сверлю этого хитрожопого мудака взглядом, пока он довольно улыбается мне. Ну вот что за бесячее существо, вы мне скажите?
— Соня — помнишь такую? Жена моя, сестра твоя — вчера вечером к тебе заезжала, хотела повидаться с любимым братом. Но дома застала только Айзу, которая вся в слезах и расстроенных чувствах поведала ей, что ты куда-то сорвался на пятой космической после обеда, да так и не вернулся, — с каким-то мазохистским удовольствием выговаривает мне Ветров.
— В зад иди, — рычу я, понимая, что он поймал меня с поличным.
— Тяф-тяф, Шахов, — кривляется, изображая преданную хозяину собачонку, — кто мне торчит ящик вискаря, м-м?
Молчу. Только сверлю его взглядом исподлобья и тихо ненавижу эту пронырливую задницу.
— Ты же сам выбрал семейную жизнь, так соответствуй. И завязывай уже с блядками, чувак, — тон Ветрова с шутливого меняется на осуждающий, что бесит меня неимоверно.
Моралист хренов.
— Я, Рома, как-нибудь сам, без участия твоего любопытного носа, разберусь с тем, что мне завязывать, когда, зачем и почему. Это понятно?
Не хочу, чтобы кто-то лез в мои отношения с Райской. И словно сумасшедший цербер, оберегаю свой маленький секрет, хотя и понимаю, что это откровенная шиза. Но, по существу, всё правильно — я не готов бросить Леру. Блядь, вообще не готов, понимаете? Просто не вижу в этом никакой нужды. Зачем, если мне с ней хорошо на предельный максимум?
— Подсел значит…
— Смени пластинку, Ветров.
— Ок. Но ящик вискаря ты мне один хрен торчишь, так и знай, — я же только показал ему фак, флегматично разглядывая вид за окном, пока так называемый друг продолжал засорять эфир, — ладно, теперь давай перейдём к рабочим вопросам.
— Сделай одолжение.
— Ты вчера был малость занят, а у нас тут сногсшибательные новости появились.
— Безруков?
— Именно. Всех ребят убрали, Данил. Всё за
— Ты мне встретиться с ней, что ли, предлагаешь? — дожидаюсь кивка и взрываюсь. — Да я придушу её на хуй и сяду. Иди ты в баню со своими советами, Рома.
Устало тру лоб. Как же меня затрахал этот марлезонский балет. Сил нет.
— Да и неспособна она на такие сложные многоходовочки. Даже с подачи своего мужа. У неё мозгов меньше, чем у курицы. Но ты прав, хода делу не будет.
— И что? Будешь ждать, пока Безруков тебе ещё один кордебалет поставит?
— Нет. Я, кажется, нашёл на что давить, — и рука моя касается лежащей на столе папки.
— Поделишься?
Согласно киваю, подталкивая другу нарытую информацию.
— Дань, это, безусловно, многое меняет, но и Безрукову уже нечего терять, – спустя пару минут выносит вердикт Ветров, но я с ним в корне не согласен.
Ибо это меняет всё!
— Есть, — улыбнулся я, — жизнь. Если я обнародую это, то его просто уберут свои же друзья-товарищи.
— А ты?
— А что я? Когда этот серпентарий за свои же грехи начнёт друг другу бошки грызть, уже не до меня будет. Но да, я с этой папкой собираюсь пойти к тому, кто может действенно заткнуть рот Безрукову. Взятки и откаты в особо крупных размерах, дурь, чётко налаженный трафик — кому захочется за всё это дерьмо отвечать?
— Но ты же не собираешься просто забить на это? — указывает друг рукой на папку.
— Нет, — растягиваю губы в жёсткой ухмылке, — я это добро уже слил сегодня утром нашим верным друзьям в органах. Придёт время, и эти твари на пару с Безруковым сами спалятся, пытаясь поспешно замести следы и прикрыть свои дряблые задницы. А я останусь не при делах, но при моральной компенсации за сгоревшие тралы и потерянные человеческие жизни.
— Ну ты и маньяк.
Улыбаюсь…
Спустя ещё минут через десять наконец-то остаюсь один и кручу в руках сигарету. Лера намекнула, чтобы бросил. Ей не нравится запах никотина, осевшего на одежде, волосах и теле. И я почему-то не могу просто взять и проигнорировать её просьбу.
Поэтому лишь чиркаю зажигалкой, но не подкуриваю, а затем и вовсе швыряю едва початую пачку в мусорное ведро. От курева пока отказаться проще, чем от Райской.
Однозначно.
Встаю, одеваюсь и покидаю офис, направляясь прямиком к грёбаному ветеринару. Потому что меня нереально вымораживает тот факт, что недоделанный бородатый утырок безнаказанно может подкатывать шары к моей женщине.
Да, я прочитал его писанину. Этот долбодятел снова звал её на свидание.
И вот я на месте. Клиника крутая, да и расположена в респектабельной части столицы. На первый взгляд всё выглядит очень солидно — интерьер, ресепшен, на кожаных диванчиках сидят дамочки с дорогими собачками. Но я не задерживаю внимание на мелочах и как ледокол пру к своей цели. Она находится на втором этаже здания — просторный кабинет с визгливой секретаршей на входе. Заткнул её одним взглядом и двинул дальше.