Любовница

Дрейк Анджела

Он рассказал, как это случилось. Как Джорджиана прибегла к своему старому способу наблюдения за домом и садом из машины. Как она ухватилась за представившуюся возможность похитить Алессандру.

Он описал сцену в коттедже. Рассказал о предложении доктора Дейнмана проследить за тем, чтобы Джорджиана получила необходимое лечение и уход.

Тэра слушала поток слов со смесью возмущения и чувства ужасной вины. Она посмотрела в лицо Сола и прочитала мысли, скрытые за тщательно продуманными фразами. Она поняла, что о разводе больше не может быть речи. Он никогда не скажет

ей об этом прямо. Но его отношение к этому изменилось. Они разрушили душевный покой Джорджианы и теперь должны заплатить за это.

Значит, так тому и быть, подумала Тэра. Я не буду ни на чем настаивать. Алессандра всегда будет нашей, и этого достаточно.

Когда Сол пришел навестить Тэру на следующий день, он первым делом крепко обнял ее. Это был жест глубокой любви, нестерпимого желания, которое должно было быть выражено, хотя и не могло быть немедленно удовлетворено.

Тэра прижалась губами к жесткой горячей щеке. Когда пальцы Сола надавили на позвонки у основания ее шеи, она застыла, едва сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть. По руке пробежали мурашки, в кончиках нескольких пальцев усилилось ощущение покалывания, как от крошечных электрических разрядов.

Сол оцепенел. Он мягко отстранил ее от себя, заглядывая глубоко ей в глаза.

– Что с тобой?

Она покачала головой. Пожала плечами.

– Проблемы с шеей. Больно сгибать.

Он вздрогнул.

– Из-за чего?

– Возможно, повреждены нервы в позвоночнике. – Тэра подняла руку и дотронулась до больного места. – Совсем чуть-чуть, ничего серьезного. Может быть, со временем наступит улучшение.

Она вспомнила разговор с врачом час тому назад. Анализ снимка, который ей сделали накануне.

Врач говорил негромко и спокойно.

– Небольшая потеря чувствительности в трех средних пальцах левой руки, – пояснил он. – Возможно легкое онемение кончиков пальцев. Не исключено, что через какое-то время это вообще не будет причинять вам беспокойства.

– Я скрипачка, – сказала она ему. – Солистка.

Она видела, что врач избегает смотреть ей в глаза.

– Ничего страшного, – проговорила она. – Я справлюсь с этим. Главное, что с моей девочкой все в порядке.

Сол потряс ее за плечо.

– Тэра, скажи мне все. Это излечимо?

– Нет! Ничего нельзя сделать. Это почти не скажется в повседневной жизни. И возможно, потом пройдет само собой. – Она смотрела на него с вызывающей храбростью.

Он взял ее за руку. Левую руку. Эту необыкновенную руку, которая умела находить нужные струны на скрипке и заставляла их звучать. Три злосчастных пальца – указательный, средний и безымянный – выглядели полностью нормальными. Но внешний вид был обманчив.

Сол вопросительно взглянул на Тэру. Она покачала головой. Распрямила пальцы, пошевелила ими.

– С ними что-то не так, – спокойно сказала она. – Я это просто чувствую.

Он промолчал. Тэра улыбнулась.

– Вряд ли кто-нибудь заметит это, пока я не выйду на сцену и не попытаюсь сыграть на скрипке.

– О, моя девочка! – простонал он, горестно закрывая глаза.

– Концертов больше не будет, – сдержанно

сказала она, спрашивая себя, действительно ли он в глубине души рад этому. Она еще не вполне разобралась в своих ощущениях – шок притупил ее чувства.

Ей представлялось, что они оба совершили грех, за который теперь наказаны – разными способами. Взгляд на случившееся в таком свете и признание ошибок прошлого принесли неожиданное облегчение. А вместе с ним свободу строить другую жизнь.

Тэра ясно понимала, что все нужно строить заново. Идиллия, в которой существовали она и Сол, закончилась.

Часть третья

Глава 27

Сол проводил семинар студентов-дирижеров в Музыкальном центре в Танглвуде, штат Массачусетс, – месте летней дислокации Бостонского симфонического оркестра.

Сливки студентов высших музыкальных учебных заведений со всего мира каждый год собирались в Танглвуде, и значительную их часть составляли студенты, изучающие искусство дирижирования.

Сол уже пятое лето подряд выступал с бостонскими музыкантами в качестве приглашенного дирижера. В перерывах между репетициями и концертами он занимался с перспективными молодыми дирижерами, которые пытались показать свое мастерство на студенческом оркестре.

Ярким августовским утром, возвещающим начало еще одного жаркого дня, студенты собрались в театрально-концертном зале – большом, похожем на ангар здании с дверями из гофрированного железа, неуместно расположившемся среди зелени танглвудского парка. Студенты-исполнители возбужденно рассаживались на сцене, доставая из футляров инструменты. Студенты-дирижеры сидели в первом ряду перед сценой, впившись глазами в листы партитуры на своих коленях.

Тэра в одиночестве сидела в середине зала. Она обратила внимание, как молодо выглядят студенты. Большинству из них было около двадцати. Каждый год студенты казались все моложе, а она и Сол становились все старше.

В программе были Симфония номер пять Шуберта и "Петрушка" Стравинского. Двое студентов должны были дирижировать, а остальные наблюдать за ними и учиться.

За минуту до времени начала репетиции в главных дверях зала появился Сол и направился к сцене.

Все взгляды обратились к нему. Наступила благоговейная тишина.

Атлетически легко запрыгнув на сцену, Сол подошел и сел рядом с Густавом Сигалом, координатором дирижерского курса, затем кивнул первому из студентов-дирижеров, чтобы тот начинал.

Поднялся высокий и тощий как жердь молодой человек с густой копной вьющихся рыжевато-каштановых волос. Тэре было интересно послушать, как он справится с обманчиво-нежной музыкой Шуберта. Она несколько раз беседовала с ним за кофе и пивом в предыдущие дни. Ей понравились его открытость и восприимчивость, его восторженный энтузиазм. Сейчас она болела за него не только потому, что считала его способным студентом, но и потому, что не хотела услышать, как Сол обрушит свой ядовитый сарказм на доверчивую голову молодого человека.