Любовник из провинции

Васильева Ксения

И не надо экивоков.

– У тебя ведь сейчас роман с Митей.
– Сказала она.

Вера вздрогнула и съежилась. Нужно решать: или полная откровенность или она должна тут же уйти, и еще возмущенно кинуть: какая чушь, сплетни!

– Да. Был. А откуда ты знаешь?

– В Москве и не узнать! А почему - был?
– Спросила Леля.

Вера понимала лелькино состояние, но раз решила - честность, то так и надо держать. И потом ей страстно хотелось говорить о Мите... А кто может быть собеседником на эту тему? Лелька.

– Потому что он опять там. И надолго. Когда появится, - не

знаю. А если даже появится, - не знаю, встретимся ли... ты же сама знаешь!

Елена Николаевна взяла ее за руку: а ты хочешь его увидеть?

– Очень, - честно ответила Вера.

– Ты считаешь его хорошим?
– Продолжила свой допрос Лелька.

Они все стояли и снег совсем залепил, засыпал их.

– Да, считаю!
– Крикнула Вера, - И не смей говорить мне о нем плохо!

– Я и не хочу этого делать. Но знаешь, какие тяжелые часы и дни... Леля помолчала, - я провела из-за него? Он оставил столько боли...

Лицо Веры горело она заговорила громко и возбужденно: а мне? Мне он вот, что оставил!
– И придя в ужас от своего жеста, щелк

нула себя по животу.

И вдруг почувствовала облегчение после этого вульгарного движения. Пусть!

Елена Николаевна охнула и вдруг прониклась странным, необыкновенным чувством: соучастия, причастности к тому, что с Верой случилось, и расстрогалась, - будто ребенок Мити уже родился и она сейчас его увидит. И полюбит.

Она почувствовала себя маленькой и ничтожной, со своими обидами, а Веру - торжественно прекрасной и значительной. Она носит под сердцем, - как говорили в старину, - его ребенка!..

– Ты оставишь...
– не спросила Елена Николаевна, а почти утвердила.

И неожиданно для себя Вера крикнула: ни за что!

Хотя до этой минуты вовсе не думала в столь категоричной форме.

– Вера, Вера, послушай меня, - начала Елена Николаевна с желанием вдолбить то, что она подумала.
– Послушай меня. Молчи и не возражай... Ты любишь Митю?

– Да.

– Я знаю, Господи, я знаю, как его можно любить!
– Бормотала Елена Николаевна, желая одного, - чтобы Вера слушала.
– Я думала, - сойду с ума, когда поняла, что - все. Я чуть не решилась на... не надо вспоминать, не надо... Подумай... Ты ведь никогда ни за кого не выйдешь замуж, да?

Она пронзительно всматривалась в Веру.

– Никогда. Ни за кого.

– Вот видишь! Я знала! Митя будет владеть тобой всю жизнь! Он будет уезжать, приезжать, жить своей жизнью, иногда - вспоминать тебя и звонить... Но он не будет с тобой реально, поверь мне! А у тебя - его сын! Всегда с тобой ТВОЙ Митя! Ты можешь представить это счастье? Если бы я могла... если бы у меня был сын от него...
– Елена достала платок и стала вытирать краску со щек, слезы лились из ее глаз.

Вера смотрела на нее и думала, что вот и пришло решение - оставить...

– И он может придти к тебе! Так бывает именно с такими как Митя. Один на тысячу, но шанс - твой. Жену он не любит, я это знаю, поверь мне, Елена боялась, что Вера воспринимает ее слова, как бред старой дуры, а ей так хотелось, чтобы новый Митя родился, еще один Митя, - но другой, лучше, честнее! Нет, пусть такой же, как его отец! Нельзя, нельзя! убивать митиного мальчика.

Елена

Николаевна расстегнула шубу - ей стало жарко, она будто всходила на гору, задыхаясь и упорно.

Она обязана сломить верино упрямство. Это чисто женская обида. А речь идет о жизни!
– Дать ее или отнять? Какой кошмар! И это решают они!.. Ужас.

Вера сказала негромко: я все поняла, Лелька. дай мне вздохнуть и подумать...

– Ну, конечно, - отозвалась Елена Николаевна и почувствовала, как она устала, у нее даже голос сел. Но медленно и тихо сказала сокровенное: а я бы хотела, чтобы Митя был моим вечным любовником, а не мужем. Он соскучится в уздечке... В любой. Таких нельзя держать взаперти, им нужна свобода...

И она снова стала вглядываться в мятущуюся даль, тускло освещенную фонарем.

– Ну, вот, - сказала ей с упреком Вера, - то ты говоришь, что он придет, то, что ему нужна свобода... Второе - правда. Он увидит маленького Митеньку, предположим, - умилится, будет умиляться неделю, а через неделю ускачет, как зайчик. Там ребенок, здесь - ребенок, еще где-нибудь ребенок... И я уже не буду - Прекрасная Вера, а буду Вера Валентиновна, толстая мамаша капризного мальчишки, семейная баба на чайник! Я не боюсь осуждения, - плевать я на всех хотела! Я почему-то боюсь этого ребенка! Боюсь, - и почему, - не знаю. Не могу объяснить... Нет, не могу, Лелька! Пусть он меня простит...
– И Вера заплакала так, что затряслись плечи, голова, кривился рот от вырывающихся рыданий. Безутешных.

Леля снова схватила ее за руки, повела ее куда-то. Они свернули в переулок - здесь никого не было,- и шептала ей: ну и не надо, не надо! Если ты так чувствуешь! Пусть не будет! Ты еще совсем молодая! Сто раз еще с Митей встретитесь, еще дети будут!..

Вера продолжала плакать, но уже не так бурно, а Леля вдруг сказала со злостью и восхищением: ну надо же! Такой маленький и такой едкий!

А Вера, вздрагивая и с трудом разлепляя спекшиеся от слез губы, призналась: я люблю его всегда. Он мне уже столько нанес... А я все равно!.. Больная я, что ли? Сумасшедшая? Всегда - пожалуйста, когда бы он ни захотел... Стыдно.

– Нет, нет, ты - умница, умница, - начала опять свою нескончаемую речь Леля, - Это мудрость. Ты - выше всего. Любовь - это так высоко, Вера! Это... как бриллиант, а ты говоришь о стертых копейках! Он же ползет к тебе на коленях, когда видит?

– Да.

– Я знаю! Я же знаю!
– Закричала Леля, - есть гении в любви и когда попадаешь в их ауру - ничего не стыдно и не страшно... Я помню, как мы в такси... Такой ужас, казалось бы... Нет, - счастье... И потом...
– Леля замолчала, поняв, что ей безумно хо

чется рассказать Вере об их единственном ТОМ свидании на чердаке... Но она взяла себя за язык. Не надо. Вере? Сейчас, об этом? Когда главное быть или не быть еще одному человеку, митиному сыну, - на земле!..

Вера посмотрела на нее и вдруг поняла, что ближе этой женщины у нее никого нет. Она обняла Лелю и они обе стояли, плача, осыпаемые снегом.

Потом они молча шли к метро, опустошенные, уставшие... У метро Леля спросила, глядя Вере в глаза: ну, что?

Вера опустила голову так, что не видно было лица и сказала: пусть он простит.