Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве (Карусель памяти)
Шрифт:
Паттерсон бросил взгляд на жену, которая ответила ему ободряющей улыбкой.
– Я немало размышлял об обвинениях, выдвинутых против меня доктором Грей, – продолжил сенатор. – Эта женщина – уважаемый специалист детской больницы в Сиэтле, и я не мог просто так отмахнуться от ее намеков. Могу лишь предположить, что она сама искренне верит в то, что говорит. Полагаю, с ней и правда случилось что-то в те давние годы. Но человеческий разум, как вы знаете, весьма коварная штука. И когда доктор Грей узнала, в чем меня недавно обвиняли, в ее сознании могла произойти накладка: она решила,
При этих словах его жена одобрительно кивнула.
– Я не сомневаюсь, что люди по-прежнему будут видеть во мне человека, всеми силами отстаивающего права женщин и детей, претерпевших насилие. И тут доктор Грей абсолютно права: нам необходима программа поддержки подростков, пострадавших в детстве от сексуального насилия.
Пенни Паттерсон кивала, как заведенная, и Клэр вдруг стало очень жалко ее.
– Я хорошо понимаю, – продолжил Паттерсон, – что доктору Грей потребовалось немало мужества, чтобы бросить мне в лицо подобные обвинения. И мы должны быть признательны ей хотя бы за то, что она наглядно доказала всем нам, как сильно может повлиять на психику человека насилие, совершенное над ним еще в детстве.
– Вот мерзавец! – Клэр в негодовании стукнула кулаком по столу.
Паттерсону задали несколько вопросов, но ничего нового он не сказал. Затем ситуацию попросили прокомментировать Пенни Паттерсон. Та заявила, что в наши дни стало «модно» выступать с заявлениями о давнем насилии и что подобные вещи только отвлекают внимание публики от «настоящих жертв».
– Я не в состоянии понять мотивов доктора Грей, – заметила она. – Боюсь, мой муж более терпим в этих вопросах.
Клэр и Джон в полном молчании наблюдали за завершением конференции. Единственным источником света в комнате был телевизор, и Клэр только сейчас заметила, что за окном совсем стемнело. На стене монотонно тикали часы – оставалось совсем немного времени до начала спектакля. Наверняка Рэнди задается сейчас вопросом: и куда только запропастилась Клэр?
Она легонько коснулась руки Джона:
– Мне пора.
– К Рэнди, – констатировал Джон. В эти дни он нечасто упоминал имя ее приятеля.
– У них сегодня премьера спектакля.
– Понятно.
Джон щелкнул пультом, и в комнате стало совсем темно.
– Джон?
– Что такое?
– Я хочу, чтобы ты знал: нас с Рэнди связывает вовсе не секс, – запнувшись, Клэр немного помолчала. – Я к тому, что для меня это никогда не было стимулом, и…
– Хватит, Клэр.
Она поморщилась. Ей никак не удавалось выразить свою мысль.
– Я никогда еще не встречала мужчины сексуальнее тебя, – попыталась она вновь. – И мое влечение к Рэнди не имеет ничего общего с сексом. Это потребность совсем другого рода.
Джон подъехал к двери и включил свет.
– Ну что, до понедельника? – спросил он. На щеках у него проступили красные пятна. Клэр видела, что ему хочется поскорее избавиться от нее и ее невнятного лепета.
Ей хотелось продолжить этот разговор. Хотелось сказать Джону,
Но вместо этого она лишь вздохнула и коснулась губами его виска.
– До понедельника, – промолвила она. – Спокойной ночи.
49
В субботу утром Ванесса и Брайан арендовали в Приливном бассейне лодку. Как только они оттолкнулись от берега, Ванесса ощутила желанное чувство изоляции от остального мира. Окружавшие бассейн вишни успели сбросить цвет, и вода у берега была укрыта бело-розовыми лепестками. Над головой сияло голубое небо. Чуть в стороне высился памятник Томасу Джефферсону.
Прошлым вечером они перебрались из «Омни» в маленький уединенный отель. Перед этим они позвонили своим работодателям и заявили, что берут еще несколько выходных. Им не хотелось пока покидать Вашингтон: в городе царила весна, и они намеревались задержаться здесь подольше – укрывшись предварительно от назойливых репортеров.
Остановились они на середине бассейна. Ванесса скинула куртку и с наслаждением подставила лицо яркому солнцу. Брайан последовал ее примеру, и лодка свободно заскользила по волнам.
Ванесса на личном опыте узнала, какими пугающе быстрыми могут быть репортеры. Они раскопали достаточно информации о подростковом прошлом Ванессы, чтобы подорвать всякое доверие к ее рассказу. Но это были далеко не единственные ее мучители.
Накануне ей позвонила Терри Рус. С Ванессой уже успели связаться некоторые члены ее группы. В большинстве своем они выражали хоть и сдержанное, но сочувствие. Зато Терри так и кипела гневом. «Ты поставила личные интересы выше общей цели», – заявила она. Ванесса в ответ просто повесила трубку.
Позвонил ей и Даф Дженкс, исполнительный директор Ласситера. Он заявил, что Ванессе следовало бы обдумать возможные последствия как для нее самой, так и для всей больницы, прежде чем выступать с подобными обвинениями. Но не это заставило Ванессу поменять гостиницу, а звонок от репортера, который раскопал информацию об Анне и теперь пытался выйти на ее след.
Если кто и поддержал Ванессу в эту трудную минуту, то только Дарси. Она плакала в трубку и ругала Ванессу за то, что та ничего не сказала ей раньше. Если бы Ванесса ответила на звонки Клэр, заметил Брайан, то смогла бы получить поддержку и от сестры. Скорее всего, он был прав, но Ванесса пока не решалась говорить с Клэр.
«Я позвоню ей, как только мы вернемся в Сиэтл», – пообещала она. Ванесса и правда собиралась это сделать. Ее гнев на сестру прошел, уступив место невольному сочувствию. Было видно, что Клэр терзается под наплывом новых воспоминаний. Но у Ванессы пока не было сил разбираться в этом.
Лодка тихонько покачивалась на волнах, а весеннее солнце согревало своими лучами.
– Давай не будем возвращаться на берег, – предложил Брайан.
– Что, совсем?
– Ну, разве что поесть.
– А еще повидаться с доктором, – заметила Ванесса.