Любовник на все времена
Шрифт:
В его синих глазах, потемневших словно кобальт, сверкнула молния, напугавшая Диану.
— Черт возьми, если ты была так счастлива…
— Пожалуйста, позволь мне объясниться до конца, — взмолилась Диана.
Генри мрачно кивнул, хотя по его виду было ясно, как много ему еще хотелось сказать.
— В день нашей свадьбы мне казалось, что мое сердце разорвется от радости. А потом ночью, когда мы впервые были вместе, я ясно поняла, вернее, почувствовала, что мои чувства к тебе — это нечто больше, чем любовь.
— Как это так больше, чем любовь?
— Не знаю, как тебе объяснить, но это была… потребность, нужда в тебе, охватившая целиком всю мою душу. Кроме тебя, я любила по-настоящему только
— Не тебе одной страшно, Ди, — печально произнес Генри. — Мне тоже страшно, и все из-за того, что ты никак не хочешь позволить себе доверять мне. Твои родители перестали верить друг другу, и поэтому их брак распался. И ты подсознательно убедила себя, что наш брак ждет точно такой же конец, поэтому и пыталась придумать для себя какую-то защиту. Если ты не можешь мне верить, то твоя любовь уже не имеет такого значения, как бы сильно ты меня ни любила. Ничего не поделаешь, мы с тобой идем по пути твоих родителей. — Генри тяжело вздохнул, как-то весь сник и, обойдя вокруг Дианы, медленно пошел в сторону дома.
У Дианы что-то оборвалось внутри, как только она осознала горькую истину, скрытую в его словах. Дрожь пробежала по ее телу, и она машинально обхватила себя руками крест-накрест, хотя день стоял жаркий. Угасший, безнадежный вид Генри придавил ее неимоверной тяжестью. Он боролся за их общее семейное счастье, и — пока еще не поздно — ей следовало быть рядом с ним, сражаться с ним бок о бок.
— Подожди! — вдруг закричала она. Генри замер на месте, но не обернулся. Он стоял и ждал. Требовалось срочно найти слова, которые могли бы убедить его в ее искренности. Требовалось достучаться до его сердца.
— Тебе не надо бояться, — крикнула Диана, догоняя его. — Я верю тебе. Я верю тебе всем сердцем, но моей голове требуется несколько дольше времени, чтобы осознать это.
Она остановилась рядом с ним. Генри ничего не сказал, не повернулся к ней, не пошевелился, но в его позе, в развороте его плеч ощущалась напряженность, которой раньше не было. Ей все-таки удалось привлечь его внимание.
— Глядя на моих родителей, я стала настороженно относиться к любви. Я не была влюбчивой, но еще менее я была настроена считать себя любимой. Когда ты предложил свой план притворного ухаживания, я долго колебалась, не зная, соглашаться или нет. Твоя репутация в свете заставляла меня не верить в твои заигрывания, поцелуи. Кроме того, ты сам говорил, что это флирт, и не более того. Когда же ты заявил о серьезности своих намерений, я не знала, что думать. Прежде всего я не могла поверить, что такой завидный светский кавалер мог влюбиться в такую девушку, как я.
Генри резко развернулся и подошел к ней. Его лицо было серьезным и мрачным.
Диана торопливо подняла руку ладонью верх, останавливая его.
— Я хочу, чтобы ты понял: всю мою жизнь я считала себя гадким утенком. Мой отец, как мне казалось, не очень любил меня. Теперь я знаю, что ошибалась, тем не менее большую часть жизни я была совершенно уверена, что он любит не меня, а моего брата. Дедушке и бабушке я тоже, судя по всему, не очень нравилась. Герцог вообще был ко мне равнодушен, тогда как герцогиня увидела во мне свой второй шанс — выдать удачно замуж если не дочь, то внучку. Моя мать не разделяла столь радужных надежд, зато герцогиня полнилась решимостью. К сожалению, в отличие от матери я не утонченная леди и не красавица. Я не подавала блестящих надежд, а скорее вызывала у родных разочарование. Кроме того, я не пользовалась успехом в свете, лишнее подтверждение моей неудачливости. Да,
В тот же миг Генри нежно обнял ее и прижал к себе. Это было настоящее блаженство. Несколько мгновений Диана наслаждалась удивительным покоем, ее волнение и тревоги понемногу начали стихать. Придя в себя, Диана глубоко вздохнула и немного отстранилась.
— Понимаешь, кроме моей матери, ты единственный, кто по-настоящему полюбил меня. До встречи с тобой я почти убедила себя, что меня невозможно полюбить, и я не могу быть счастливой.
— Нет, Ди, нет, — горячо воскликнул Генри, пытаясь обнять ее опять, но она отстранилась.
— В тебе я не сомневалась, зато сомневалась в себе. Я знаю, в чем была не права, мне следовало делиться с тобой всеми моими страхами и опасениями. Ты простишь меня?
— Конечно, любимая, о чем речь. — Сломив ее сопротивление, он привлек ее к себе. — Жаль только, что я не знаю, как уничтожить все твои сомнения. Если бы ты только знала, что я чувствую, глядя на тебя…
Он ласково заглянул ей в глаза.
— Ты мне так дорога, что я готов на все, лишь бы ты была счастлива. Вот поэтому я не хотел говорить тебе о моей встрече с твоим отцом. Не хотел лишний раз огорчать тебя. Я хотел оградить тебя, защитить и… — Генри запнулся.
— И? — повторила она с нажимом.
— И хотя я возражал против того, что он собирался сделать, я чувствовал, твой отец так же оберегает тебя, причем по той же самой причине, что и я. Ведь если тебе больно, то так же больно и мне. Я уже говорил Клер, если кто-нибудь из мужей обидит кого-нибудь из моих сестер, то я сперва отколошмачу его как следует, а потом всажу пулю в его неблагодарное сердце. Клер поклялась в случае чего поступить точно так же со мной, а мне остается только вручить ей пистолет. Когда мне пришла в голову мысль купить конезавод, я как раз искал смысл в моей жизни. До этого я просто плыл по течению, да, мне было хорошо, даже очень хорошо, но в глубине души я понимал: так нельзя прожить всю жизнь. Надо чего-то добиваться. Я полагал, что обрету цель в жизни, купив Рейвенсфилд, и в какой-то мере оказался прав, потому что конезавод связал меня с тобой, вопреки моему дурацкому притворному ухаживанию. Ди, если хочешь, я верну твоему отцу Пенелопу. Если хочешь, брошу конезавод. Если тебя нет рядом со мной, ни Пенелопа, ни конезавод не имеют для меня никакого значения. Рейвенсфилд без тебя уже для меня не дом. Для меня дом там, где ты. Понимаешь, что я хочу этим сказать?
Ее губы задрожали, и по ним скользнула слабая, трогательная улыбка.
— Мне кажется, это можно выразить проще. Всего тремя словами, как ты думаешь? Каждый раз, когда я слышу их, все мои сомнения и опасения исчезают, уходят прочь.
— В таком случае я буду повторять их как можно чаще. — Генри нежно обнял ее лицо ладонями. — Я люблю тебя, Ди. Клянусь тебе всем, что мне дорого на свете, всеми моими надеждами — я люблю тебя.
Генри смахнул слезы, побежавшие по ее щекам:
— Не плачь, родная, а то вдруг придет твоя сестра, и тогда мне несдобровать.
Диана радостно улыбнулась:
— Я тоже очень люблю тебя. Ты моя исполнившаяся мечта, ты моя звезда, на которую я смотрела издалека, боясь приблизиться.
Его сердце вдруг наполнилось такой радостью, что казалось, еще чуть-чуть, и грудь разорвется от переполнившего ею счастья. Говорить он не мог и принялся просто ее целовать. Снова и снова. Горячо и страстно, так, как они уже привыкли, так, как будто они целовались всегда. Пылкость поцелуев вызвала напряжение, но уже в другой области, значительно ниже сердца.