Любовники и лжецы. Книга 1
Шрифт:
Шаги были размеренными, затем звуки замерли. Джини услышала, как кто-то приближается к окну. Девушка уже приготовилась услышать звук бьющегося стекла или отодвигаемой задвижки.
Ничего подобного. Вместо этого раздались шаркающие звуки. Шаги приблизились к двери, возле которой она стояла, и замерли.
Кто бы там ни находился, но он стоял так же близко к двери, как и Джини. Их разделяло всего несколько сантиметров тонкого дерева. Джини отчетливо слышала дыхание человека, каждый его вдох и выдох.
Страх парализовал ее. «Нужно было выключить свет, – подумала Джини, – но теперь уже слишком поздно. Я сейчас же должна решить, что делать, когда
От охватившего ее ужаса Джини еле слышно застонала. В непроглядной темноте она не видела буквально ничего. Девушка попятилась от двери и наткнулась на стол позади себя. Стоявшая на нем ваза полетела на пол и разбилась. Снаружи послышалось какое-то движение. Стоявший там человек потоптался и пошел прочь, он удалялся от двери, ступил на тротуар. Судя по звукам, человек направился в сторону сквера на площади. Теперь шаги были громкими и быстрыми и вскоре затихли в отдалении. Повисла гнетущая тишина.
На Джини накатилась волна облегчения, заструившись по ее жилам, словно свежая кровь. Она сделала маленький шаг и тут же порезала ногу битым стеклом. Осторожно, пытаясь не наступить на осколки вазы, она ощупью пошла через комнату. Ничего не видя впереди себя, Джини направилась в сторону письменного стола, в котором, как она помнила, лежал карманный фонарик. Шаря перед собой руками, она наконец наткнулась на ящик стола. Потянув за ручку, Джини стала рыться в его содержимом. Ее рука ощутила мягкое прикосновение кожаной перчатки, затем холодный металл наручников. Она стала судорожно шарить в самом дальнем конце ящика. Эта темнота была для нее невыносима. Она все еще рыскала в письменном столе, когда внезапно зазвонил стоявший на столе телефон. Звонок прозвучал так громко и неожиданно, что Джини едва не сбила аппарат на пол.
Кто мог звонить в такой час? Она ощупью стала искать трубку и, наконец найдя ее, вздохнула с облегчением: Паскаль, ну конечно же, это Паскаль! Крепко схватив трубку, она прижала ее к уху. В ней действительно зазвучал мужской голос, однако он принадлежал не Паскалю.
– Джини, – произнес он, – Джини, это ты?
По ее коже побежали мурашки. Голос был низким, густым и совершенно незнакомым.
– Джини, я знаю, это ты. Я вытащил тебя из постели. Слушай меня, Джини. Сейчас поздно, и для нас самое время поговорить…
– Кто это? – спросила Джини. – Что вам надо?
Не обращая внимания на ее вопросы, словно не слыша ее, голос продолжал говорить. Он почти шептал, слышимость была плохой.
– Ты сейчас в ночной рубашке, Джини? Думаю, что да. В белой, с голубой каймой на вороте? Мне она нравится. Она очень симпатичная. Такая тонкая ткань…
– Слушайте вы, как вас там… – попыталась перебить его Джини, чувствуя страх в собственном голосе. На ней действительно была тонкая хлопчатобумажная ночная рубашка – белая, с голубой каймой.
– Стой неподвижно, – продолжал говорить мужчина, снова не обращая никакого внимания на ее слова. – Вот так, хорошо, теперь я вижу твои груди сквозь этот тонкий хлопок. У тебя чудесные груди, Джини. Ты знаешь, что со мной происходит, когда я их вижу? У меня встает… Вся моя кровь устремляется прямиком в член, Джини. Он уже твердеет.
В этот момент рука Джини наткнулась на фонарик.
– Ну вот что, ты, мразь! Сделай нам обоим приятно: засунь, что у тебя там затвердело, себе в жопу! Договорились?
И бросила трубку. В комнате повисла тишина. После этого Джини пошла в ванную и ее вырвало.
Она ни на секунду не сомневалась: кто бы это ни был, он позвонит опять. И когда ровно через пятнадцать минут снова раздался телефонный звонок, девушка по мере сил успела к этому подготовиться. С помощью фонарика и имевшихся в доме свечей она, насколько возможно, разогнала тьму. На столе рядом с телефоном она установила магнитофон, подключив к нему выносной микрофон и вставив чистую кассету.
Это был не самый лучший способ записывать телефонные разговоры, но для нее в данном случае единственно доступный. Когда раздался звонок, она сняла трубку и как только услышала мужской голос, плотно прижала микрофон к верхней части трубки. К сожалению, кое-что из его болтовни доносилось и до ее слуха. Джини напряженно прислушивалась. Те же слова, те же предложения, произносимые в той же последовательности, что и раньше…
Это был не обычный звонок. В трубке звучал не обычный человеческий голос. Джини слушала… магнитофонную запись. Вот почему и во второй раз звучали те же самые слова – они были записаны заранее. А с кем всего лишь два дня назад она говорила о записях, звучащих по телефонным секс-линиям? С Джоном Хоторном. Джини прислушивалась, стараясь абстрагироваться от слов и сосредоточиться только на интонациях голоса. Девушке казалось, что он принадлежит не Хоторну, хотя с уверенностью она этого сказать не могла. Голос звучал размеренно, произношение не было ни английским, ни американским, а каким-то усредненным. Слова звучали приглушенно, как если бы говоривший обернул трубку платком. И все же, несмотря на то, что речь звучала глухо, через какой-то фильтр и с магнитофонной ленты, чувствовалось, что произносивший их мужчина постепенно возбуждается. По мере того, как текст становился все более скабрезным, она слышала, как учащалось его дыхание.
– Я буду сосать твои груди, – тихо шептал голос. – Потом я свяжу тебе руки за спиной. Ты ведь получила наручники, Джини? Вот их-то я и использую. Затем ты встанешь передо мной на колени, как в церкви. Ты будешь смотреть, как я его вынимаю… – В трубке раздался глубокий вдох, потом послышался какой-то металлический звук, и шепот продолжался.
– А потом… потом я буду делать то, что я так люблю. Я буду водить членом по твоим волосам, лицу, губам. По твоим грудям, таким мягким. Мой член большой и твердый, ты чувствуешь его, сука? Открой рот и соси его, а потом, может быть, я тебя трахну. Так, как тебя не трахал еще никто…
Джини почувствовала бешенство, от которого ее мозг затуманился красной пеленой. Ярость вытеснила из нее страх и даже отвращение. Оно очень помогло ей, это красное бешенство. От него ей стало легче. Очень осторожно девушка положила трубку и микрофон на стол. Пусть продолжает, – в ее магнитофоне тоже крутится пленка. Слушать она не будет, но запись эта у нее останется.
Джини подождала ровно десять минут. Стоя в полутора метрах от телефона, она не могла разобрать слов, до ее слуха доносились лишь шуршащие звуки. Десять минут. Этого вполне достаточно.