Любовники и лжецы. Книга 1
Шрифт:
Дженкинс не слушал. Его взгляд был направлен в сторону окон, за которыми серел зимний полдень. Джини видела, как наслаждался он происходящим. Дженкинс обожал сорвать банк, нанести coup de grace, [13] поэтому интуиция подсказывала Джини, что самый вкусный и самый крепкий коктейль он приберег напоследок.
– В какой-то степени, – начал он размеренно, – можно сказать, что источник это почти сам посол. Дело в том, что эти ежемесячные ритуалы имеют еще один аспект, о котором я не упомянул. Судя по всему, когда Хоторн возвращается со своего очередного «мероприятия», он любит описывать его во всех подробностях,
13
Последний удар (фр.).
– Ты действительно хочешь сказать, что он обо всем этом кому-то рассказывает?! – изумленно уставилась на Дженкинса Джини. – Этого не может быть! Ты имеешь в виду, что он возвращается, садится у камина и описывает все, что он вытворял? Николас…
– Насколько мне известно, не у камина, – Дженкинс одарил ее одной из своих самых лучезарных улыбок. – Как мне сообщили, он больше всего любит делать это в постели.
– В постели? Это значит…
– Это значит, мои дорогие, что наш источник – жена посла, Лиз Хоторн собственной персоной. Все это она рассказала Макмаллену, своему старинному другу, наперснику и добровольному защитнику, а он затем пересказал мне. Довольно наивно, вы со мной согласитесь, вручать динамит редактору газеты. Но что поделать, мой друг Джеймс действительно наивен, и мне начинает казаться, что жена посла – тоже. Наивная, запуганная, пойманная в ловушку и впадающая все в большее отчаяние… И еще изумительно красивая.
Наконец-то Дженкинс дождался от собеседников той реакции, к которой стремился. Несколько минут он купался в волнах их изумления, а затем поднялся.
– Миссис Хоторн хочет, чтобы все это было обнародовано, – продолжил он уже более жестким тоном. – Поскольку она католичка, развод исключен. Бракоразводный процесс, конечно, вытащил бы на свет Божий всю правду, но, поскольку для нее такой вариант невозможен, она решила обратиться к прессе. То есть к нам. – Он помолчал. – При одном условии. Мы должны подготовить статью без всякого участия с ее стороны и не имеем права указывать на нее как на наш источник.
– Значит, мы даже не можем с ней поговорить? – перебила его Джини. – Мы не можем обратиться напрямую к основному источнику?
– Ни под каким видом! Ни при каких обстоятельствах! Это первое и главное условие, которое выставил Макмаллен. Никаких интервью с прекрасной Лиз, – Дженкинс одарил обоих милостивой и в то же время злорадной улыбкой. – Тяжелый физический труд, дорогие мои. Никаких звонков в резиденцию посла. Никаких tete-a-tete с Лиз. Никаких расспросов обслуги, которая через три секунды после того, как вы повесите трубку, побежит к послу.
– Черт! – выругалась Джини, открывая календарь в своем блокноте. – Я смотрю, как ложатся в этом месяце воскресенья. До третьего воскресенья остается одиннадцать дней.
– Я знаю, – ответил Дженкинс, – и вам понадобится каждый из них. Выяснить нужно очень многое. К сожалению, в повествовании моего друга Джеймса имеются белые пятна. Допустим, мы знаем, по каким дням происходят эти встречи…
– Но не знаем где, – закончила за него Джини.
– Это не самая большая проблема. – Паскаль встал со своего места и задумчиво посмотрел на Дженкинса. – В конце концов все остальное-то Макмаллен тебе рассказал. Весьма любезный источник. Выяснить место не составит труда. Где сейчас твой друг Макмаллен, Николас? Как мы можем
В голосе Паскаля звучал сарказм. Дженкинс, казалось, был доволен, что сумел рассердить его.
– А вот с этим заминочка, – радостно сообщил он. – Нужно было сразу вам сказать. Макмаллен исчез. Словно под землю провалился. Мы с ним должны были встретиться прямо перед Рождеством. Макмаллен обещал сообщить, где состоится следующая встреча. К сожалению, с тех пор он не объявлялся. В лондонской квартире он не показывался уже больше двух недель, его не видел никто из друзей. Он никому не писал, не звонил… Загадка. Будто умер… Но все же я надеюсь, что вы вдвоем сумеете отыскать его.
С этими словами Дженкинс воздел руки в прощальном жесте. Джини показалось, что он предпочел бы избежать дальнейших расспросов.
– Я должен бежать. Опаздываю на редакционное совещание, которое сам же и назначил. Держи, Джини.
Он выложил на стол и подвинул к Джине фотографию и визитную карточку. Снимок, видимо, был сделан несколько лет назад, отметила Джини, поскольку на нем Макмаллен был одет в военную форму. Симпатичный светловолосый мужчина в камуфляже. Фотография была не очень четкой.
– Его адрес и единственное фото, которое мне удалось найти. Начните хотя бы с этого. Паскаль, загляни к моей секретарше Шарлотте. Я знаю, что она где-то зарезервировала для тебя уютный номер. Через пару дней, если у вас что-то появится, зайдите ко мне. Будьте умницами, дети мои. Не скучайте. Чао.
Глава 7
– Он что, всегда такой? – спросил Паскаль, когда чуть позже они выходили из здания «Ньюс».
Джини поежилась и плотнее запахнула плащ. Часы показывали половину четвертого. Было уже почти темно и очень холодно.
– Ты же знаешь Николаса. Конечно, он всегда такой.
– Дерьмо он, – мрачно констатировал Паскаль. – Я всегда это подозревал, а теперь убедился окончательно. Злорадный гаденыш.
– Это точно. Когда кому-то плохо, ему хорошо. Но он не один такой.
– Это все охота за «утками», – Паскаль взглянул на желтоватое небо и поднял воротник пиджака. – Все притянуто за уши, и потому все развалится.
– Может быть. Но я в этом не уверена. Когда Николас натыкается на хорошую историю, он сразу это чувствует. Взгляни на это с его точки зрения. Это может сработать двояко. Если все, что ему рассказали про Хоторна, правда, то это означает сенсацию для первых полос. Если информация оказывается выдуманной, это все равно сенсация: Лиз Хоторн клевещет на своего мужа журналистам.
– Может быть. Может быть и так.
Повисла короткая и неловкая пауза. Джини чувствовала на себе взгляд Паскаля и поспешила отвернуться.
Редакция «Ньюс» в свое время переехала сюда с Флит-стрит [14] и приложила все усилия, чтобы оградить себя от профсоюзных пикетов. Это было мрачное место. «Крепость в доках» – так его прозвали, и это прозвище подходило как нельзя более кстати. Здание в котором помещалась редакция, было окружено пятиметровой стеной с электрической проволокой по периметру и электронными охраняемыми воротами. На расстоянии нескольких кварталов с лабиринтами складских помещений текла Темза. Близость реки и ее грязные испарения делали воздух тяжелым и промозглым. «Я работаю в тюрьме», – думала иногда Джини.
14
Улица в Лондоне, на которой сосредоточены редакции ведущих английских газет.