Любовники и лжецы. Книга 1
Шрифт:
– Думаю, что да. Я обедаю со своей подругой Мэри в «Айви». Сейчас я сказала ей, что должна отлучиться в туалет. Пять минут назад Фрэнк проверил ресторанный зал, через десять минут он снова осмотрит его. Я не должна задерживаться. О Господи, как я рада, что слышу наконец твой голос!
– Не расстраивайся, дорогая, не надо плакать. Ты не должна. Постарайся быть мужественной. Мой друг поможет нам. Я знаю, он обязательно поможет.
– Я верю, верю тебе, Джеймс. Ты самый лучший друг на свете. Если бы не ты… Если бы мы не имели возможности разговаривать…
В этот момент раздался щелчок и воцарилось молчание. Джини нажала на кнопку паузы и взглянула на Паскаля.
– Тут что-то вырезали. По крайней мере, по звуку похоже.
– Мне тоже так показалось, – кивнул он.
– Такой голос, будто сама не своя, – мрачно констатировала Джини.
– Как у маленькой напуганной девочки. – Паскаль посмотрел на нее. – Думаешь, это действительно Лиз Хоторн? А вдруг фальшивка? Что скажешь?
– Я уверена, что это она. Хотя на том приеме у Мэри я с ней и не разговаривала, но стояла рядом. Кроме того, я слышала ее интервью по телевидению. У нее очень характерный голос: с придыханием и немного детский. Да ведь я могу и у Мэри узнать, обедали ли они в «Айви». Я уверена, что это она.
– У Дженкинса нет и тени сомнения. Он попросил специалистов аудиоэкспертизы сравнить кусочек этой записи с ее радиоинтервью. Они однозначно заявили, что голоса идентичны. По крайней мере, так сказал Дженкинс.
– Давай слушать дальше.
– Давай, только сделай погромче.
Джини выполнила эту просьбу, и после короткой паузы в динамиках раздались всхлипывания, а затем послышался мягкий, увещевающий голос Макмаллена:
– Ну же, ну, дорогая, не надо. Для меня невыносимо слышать, как ты плачешь.
– Я знаю, знаю, извини. Просто… Я никак не могу забыть. Это все время со мной. Я думаю о последнем воскресенье, и когда мне уже вроде бы удается забыть о нем, выплакаться, избавиться от боли, все ближе и ближе подступает новое воскресенье… Джеймс, это настоящая пытка. Он специально планирует все именно так: мучит меня, потом дает отдохнуть, а потом снова мучит. Я смотрю на него, и иногда мне хочется умереть.
– Милая, не надо так! Не надо, пожалуйста. Послушай, помнишь, что я сказал тебе в прошлый раз? Не можешь ли ты куда-нибудь уехать? Уезжай одна, к друзьям, на выходные.
– Я не могу. Не могу! Даже не проси. Ты не понимаешь. Если я это сделаю, он меня накажет. Он никуда не отпустит меня. Однажды я попробовала. Только однажды, но с меня и одного раза достаточно, я больше не буду. Это было ужасно. Ты не можешь себе представить, что значит, когда за тобой постоянно следят. Джеймс, если бы не ты, если бы не дети… На прошлой неделе я виделась с тем доктором, помнишь? С тем, о котором говорила твоя сестра.
– Очень
Джини вновь остановила пленку и взглянула на Паскаля.
– Странно, правда? Что это может означать? Паскаль нахмурился и покачал головой.
– Не пойму. У меня такое ощущение, словно разговор перепрыгнул. Там чего-то не хватает. Давай прослушаем еще раз.
Джини стала перематывать пленку назад. Раздалось быстрое и неразборчивое писклявое бормотание. Она нашла нужное место, и они вновь прослушали этот эпизод, а затем девушка опять нажала на паузу. Паскаль по-прежнему хмурился.
– Так, значит, сестра Макмаллена порекомендовала ей какого-то врача. Лиз встретилась с ним, а Макмаллен ее с этим поздравил…
– Это объяснимо, если он беспокоится о ее здоровье. Потому что она, похоже, находится на грани срыва…
– Правильно, правильно, но сразу после этого – смысловой прыжок. Почему после того, как она сообщает, что виделась с врачом, Макмаллен говорит, что все становится на свои места? Что у них за планы?
– Не знаю, возможно, он имеет в виду нас. Свою беседу с Дженкинсом, обращение к прессе. Потому что доктор действительно не очень вяжется с…
– Может, и не вяжется. Просто так прозвучало.
Люди, которые хорошо знают друг друга, часто укорачивают фразы, мысли, зная, что собеседник все равно их поймет. В любом случае не обращай пока на это внимания. Поехали дальше.
Остаток записи они дослушали в молчании. Когда пленка закончилась, Джини посмотрела на Паскаля.
– Не знаю, что думаешь ты, но, по-моему, все это подтверждает то, что Макмаллен рассказывал Дженкинсу.
– Ты имеешь в виду то, что она говорила о воскресеньях?
– Конечно. Кроме того, я уверена, что это Лиз Хоторн и что она вне себя от страха.
– Согласен. Иначе пришлось бы признать, что голос на пленке принадлежит великой актрисе.
– Мне это не показалось игрой, Паскаль.
– Мне тоже.
– В таком случае… – Джини почувствовала, как возбужденно забилось ее сердце. – В таком случае, может оказаться правдой то, что…
– Знаю, знаю. Мне самому с трудом во все это верится. Неудивительно, что Николас Дженкинс так себя вел. Можешь представить, что начнется, если мы раскрутим эту историю? И здесь, и в Америке…
– Даже слишком хорошо представляю.
– И все же, – Паскаль сделал предупреждающий жест, – мы не должны торопиться с выводами. Нужно двигаться вперед постепенно, шаг за шагом. Кое-что в этой записи кажется мне непонятным, тут есть какие-то странности. Прокрути еще раз тот кусок в конце, где они с Макмалленом договариваются о встрече.
– Подожди, прежде взгляни на это.
Порывшись в ворохе ксерокопий у себя на столе, Джини вытащила одну, маленькую, из колонки светских сплетен, напечатанной в «Дейли мейл».