Любовники. Плоть
Шрифт:
– Я был твоим гапптом с самого твоего рождения. [Затяжка!] Ты всегда был непослушным дитятей. Но тебя можно было любовью вернуть к послушанию и покорности, и ты часто ощущал мою любовь. [Затяжка!]
Ярроу почувствовал, как бегут по спине мурашки. Смотрел, как крепко сомкнулись пальцы гаппта на этой «любви», торчащей у него из-за пояса.
– Но лишь когда тебе исполнилось восемнадцать, ты реально отклонился от истинного будущего и показал свою слабость перед псевдобудущими. Это тогда ты решил стать наврумом, а не
– Это уже [затяжка] было достаточно нешиб. Но когда я выбрал тебе наиболее подходящую женщину в жены – как велели моя обязанность и право – ибо кто кроме любящего гаппта знает, какой тип женщины тебе подходит? – я увидел, как ты горд и нереален. Ты спорил и возражал и пытался действовать через мою голову, упирался целый год, пока согласился жениться на ней. За этот год нереального поведения ты обошелся Церству в одну личность…
Хэл побледнел, и отчетливо проявились семь тонких красных отметин, протянувшихся от левого угла губ через щеку к уху.
– Я ничего не стоил Церству! – рявкнул он. – Мы с Мэри были женаты девять лет, но детей у нас не было. Тесты показали, что никто из нас не бесплоден физически. Значит, один или оба из нас не думали плодородно. Я подавал прошение о разводе, хотя и знал, что меня могут отправить к Ч. Почему же вы не настояли на разводе, как того требовал ваш долг, а отложили мою петицию в долгий ящик?
Порнсен достаточно невозмутимо выпустил дым, но одно плечо опустилось ниже другого, будто что-то в нем оборвалось. Ярроу при виде этого понял, что задел гаппта за живое.
– Когда мне стало известно, что ты на «Гаврииле», – сказал он, – я был уверен, что ты попал туда отнюдь не по собственному желанию – чистосердечному стремлению послужить Церству. Я [затяжка] в тот момент подумал, что ты записался по одной-единственной причине. И сейчас я шиб, шиб до мозга костей, что причиной этой было твое порочное желание удрать от жены. А поскольку единственными законными основаниями для развода являются бесплодие, прелюбодеяние и межзвездное путешествие, а прелюбодеяние означает отправку к Ч, ты [затяжка] выбрал единственный выход. Ты стал мертвецом по закону перед тем, как попасть в экипаж «Гавриила». Ты…
– Не надо мне тут про закон! – заорал Хэл. Его трясло от ярости, и он ненавидел себя за то, что не может скрыть эту эмоцию. – Вы знали, что не выполняете как следует функции гаппта, когда отложили мою просьбу! Мне пришлось подписаться…
– Так я и думал! – улыбнулся Порнсен и выпустил клуб дыма. – Я отказал, потому что счел, что это будет нереально. Видишь ли, я видел сон, очень живой сон, и в нем Мэри родила тебе ребенка через два года. И это не был ложный сон, ибо в нем наличествовали безошибочные признаки откровения, ниспосланного Предтечей. После этого сна я знал, что твое желание развода есть лишь суетная погоня за псевдобудущим. Знал, что истинное будущее в моих руках, и, лишь руководя твоим поведением, я мог сделать его настоящим. Я записал этот сон сразу после того, как увидел его, а это случилось всего через неделю
– Значит, вы подтверждаете, что вас предал сон, посланный Уклонистом, и не видели вы никакого откровения, посланного Предтечей! – снова заорал Хэл. – И я доложу об этом, Порнсен! Собственными устами ты обвинил себя!
Порнсен побледнел. Челюсть отвисла, сигарета упала на землю, губы задрожали от страха.
– Что… что ты говоришь?
– Как могла бы она родить мне ребенка через два года, когда я не на Земле и не могу его зачать? Значит, тот сон, о котором говоришь ты сам, никак не может стать реальным будущим! Следовательно, ты позволил себе быть обманутым Уклонистом. А ты знаешь, что это означает? Ты – кандидат на отправку к Ч!
Гаппт замер – лишь на миг. Опущенное левое плечо пришло в движение, выровнявшись с правым, рука дернулась к рукояти плети, сомкнулась вокруг коптского креста на ее конце и выхватила из-за пояса. Плеть щелкнула в дюйме от лица Хэла.
– Видишь семь хвостов? – заверещал Порнсен. – По одному за каждую из Семи Смертных Нереальностей! Ты с ними знаком, и ты снова их почувствуешь!
– Заткнись! – резко бросил Хэл.
У Порнсена отвисла челюсть:
– Как ты смеешь? – заскрипел он. – Я твой возлюбленный гаппт, я…
– Я велел тебе заткнуться! – сказал Хэл тише, но с той же интонацией. – Меня тошнит от твоего визга. Много лет тошнит, всю мою жизнь.
Говоря это, он смотрел на идущего к ним Фобо. За спиной Фобо на дороге лежала мертвая антилопа.
Зверь мертв, подумал Хэл. А я думал, антилопа смогла сбежать. А глаза, что смотрели на меня из куста? Антилопа?.. Но ведь она мертва, так чьи же они?
Голос Порнсена вернул его в реальность.
– Я думаю, сын мой, что мы неосторожно склонились над бездной гнева, это случайность, а не заранее обдуманное злое намерение. Да простим мы друг друга и да не скажем ничего уззитам, вернувшись на корабль.
– Мне шиб, если тебе шиб, – ответил Хэл.
Так странно было видеть слезы, выступившие на глазах Порнсена. И уж совсем неожиданной оказалась неуклюжая попытка Порнсена обнять его за плечи.
– Мальчик мой, если бы ты только знал, как сильно я тебя любил, как мне было больно, когда приходилось тебя наказывать!
– Что-то верится с трудом, – пробормотал Хэл, отвернулся от Порнсена и пошел навстречу Фобо.
У Фобо тоже выступили слезы – маленькие озерца у нечеловечески больших и круглых глаз. Но плакал он по другой причине: из сочувствия к зверю и потрясения от аварии. Однако с каждым шагом в сторону Хэла выражение его лица становилось менее горестным, слезы высыхали. Указательным пальцем правой руки он рисовал над головой круг.
Хэл знал, что это религиозный жест, который кувыркуны могут использовать в том или ином случае. Сейчас Фобо, кажется, таким образом сбрасывал напряжение. Вдруг он улыбнулся жуткой улыбкой кувыркуна – V внутри другого V. Снова вернулось хорошее настроение: нервная система у него была достаточно чувствительна, но реагировала быстро, напряжение и разрядка легко сменяли друг друга.
Фобо остановился перед землянами и спросил:
– Конфликт персон, господа? Несогласие, спор, диспут?