Любовное состязание
Шрифт:
– О, Боже, нет! – воскликнула Грэйс, прижимая платок к синяку на щеке.
– Тогда я впервые понял, что происходит. Но только теперь, оглядываясь назад, я вспоминаю, что моя мать что-то уж больно часто и неожиданно уезжала в Бат [24] , оставаясь там каждый раз на несколько недель. В письмах она писала нам, что у нее внезапно начались желудочные колики и что ей лучше задержаться в Бате, чтобы полечиться минеральной водой, пока болезнь ее окончательно не доконала.
Note24
Курорт с минеральными водами в графстве
На несколько минут между влюбленными установилось молчание.
– Дункан, – заговорила наконец Грэйс, – а что, если вы привезете мать Конистана сюда? Если он сумеет ее простить, то, может быть, позволит нам пожениться?
Дункан долго смотрел на Грэйс, не говоря ни слова, мысленно ища доводы, чтобы отвергнуть ее предложение. Но ему так ничего и не пришло в голову, хотя сама мысль о том, чтобы устроить очную ставку сына с матерью, наполняла его душу неописуемым ужасом. И все же он решил сделать это!
– Я так и сделаю, – вслух сказал Дункан, поднимаясь с колен, онемевших от долгого пребывания в одном и том же положении. – И еще я попрошу мою мать тоже приехать. Кстати, – добавил он с радостной улыбкой, – я хочу вас с ней познакомить. – Но тут же его лицо вновь омрачилось:
– Конечно, Конистан может снять с меня голову, но, Богом клянусь, я это сделаю! Может, тогда он отпустит вожжи! Ну а пока будем держать нашу помолвку в секрете.
С этими словами Дункан, как бы желая скрепить помолвку и только что заключенный уговор хранить молчание, запечатлел последний поцелуй на благосклонных губах Грэйс.
30
Три долгих дня, пока ее щека не приобрела своих нормальных размеров, Грэйс скрывалась в спальне. Врач объявил, что удар не нанес никаких серьезных внутренних повреждений. Его предписания заключались главным образом в призыве иметь терпение и выждать. Он также порекомендовал пиявок, чтобы уменьшить отек, но у Грэйс не хватило мужества позволить ему приложить скользких тварей к своему лицу, хотя она знала, что даже сам принц-регент использует эту гадость!
Все это время Эммелайн пристально наблюдала за Дунканом, полагая, что влюбленность бедного мистера Силлота в Грэйс непременно должна сбить с него спесь. То, что она увидела, ее заинтриговало. Дункан словно стал на фут выше ростом и держался с уверенностью, которой она раньше в нем не замечала. Ей показалось, что он похож на человека, который достиг важного жизненного рубежа и одолел его с большим мужеством.
Навещая Грэйс в ее вынужденном уединении, Эммелайн заметила, что обычно свойственное ее дорогой подруге спокойствие духа стало как будто глубже. Тревоги и сомнения покинули ее, сменившись довольством, которое Эммелайн могла истолковать только одним: самые заветные надежды и чаяния Грэйс счастливо исполнились.
Задав подруге соответствующий вопрос, она подметила мгновенный румянец, стыдливую улыбку и искру, промелькнувшую в голубых глазах. Однако Грэйс, застенчиво и односложно отвечая на все ее расспросы, наотрез отказалась поверить ей свою тайну.
Увидев, что любые попытки прояснить загадку остаются бесплодными, Эммелайн в конце концов оставила подругу одну и вернулась к своим обязанностям хозяйки дома.
Пока Грэйс выздоравливала, турнир шел своим чередом. Брант Девок с минимальным разрывом побил Конистана во время Испытаний в Искусстве Стрельбы из Лука, Дункан же оказался на пятом месте, пропустив вперед Соуэрби и Чарльза Силлота. Эммелайн знала, что Дункан считается фаворитом в Испытании на Меткость, стало быть, у него сохранялся шанс завоевать титул Рыцаря-Победителя. Однако увидев, как он приветствует Грэйс при ее первом появлении в гостиной в субботу вечером, она подумала, что вряд ли этот титул ему так уж нужен. В их общении появилась какая-то новая, ранее не виданная нежность и ласка, наполнившая сердце Эммелайн
После этого он сделал вид, что больше не обращает на нее внимания, однако его поведение могло обмануть разве что самых ненаблюдательных или равнодушных. Дункан и Грэйс больше не сказали друг другу ни слова, но от Эммелайн не укрылись многочисленные взгляды, полные задушевного взаимопонимания, которыми они обменялись в ходе вечера.
Она насчитала их не меньше девятнадцати к тому моменту, когда к ней обратился Конистан.
– Мне бы следовало держать пари, что все обернется к лучшему! – заявил он.
Вначале Эммелайн удивилась этим словам, поскольку считала виконта человеком прозорливым, но, приглядевшись к нему получше и заметив довольную улыбку на его лице, поняла, что он совершенно неверно истолковал новые отношения, установившиеся между Дунканом и Грэйс.
– В самом деле? – тихо, даже сочувственно спросила Эммелайн.
Убежденная в том, что победа осталась за нею, она могла позволить себе великодушие в разговоре с поверженным противником.
– Интересно, как это вы ухитряетесь сохранять такой самодовольный вид? Неужели вы сами не видите, что мой брат наконец-то опомнился и оставил мисс Баттермир в покое?
Эммелайн сделала вид, что всерьез обдумывает его слова, и даже бросила взгляд на подругу, потом на Дункана и вновь на Грэйс.
– Может быть, вы и правы, – ответила она. – Видно, придется мне еще что-нибудь придумать, чтобы пробудить у вашего брата интерес к Грэйс.
Конистан явно не поверил ни слову из того, что она сказала, но не стал предпринимать новых попыток убедить ее в том, что Дункан больше не значится в списке поклонников мисс Баттермир. Вместо этого он принялся флиртовать с нею, шутливо сравнивая цвет ее волос с блеском золотых гиней, а ее глаза уподобил сверкающим изумрудам. Подобного рода легкий флирт Эммелайн давно научилась пресекать, однако Конистан вдруг заговорил о своих владениях в Гемпшире и захотел узнать ее мнение о строительстве канала, которое он задумал. Теперь, когда разговор коснулся предметов, вызывавших у него неподдельный интерес, она почувствовала себя неловко. За последние два дня она взяла себе за правило немедленно прекращать разговор с виконтом, как только он переходил на сколько-нибудь серьезную тему, и оставлять его в одиночестве, ссылаясь на свои обязанности хозяйки дома. Поэтому вместо того, чтобы ответить на его вопрос, она обвела глазами комнату и с удовольствием заметила, что Китти Мортон, сидевшая на противоположном конце гостиной, явно заскучала. Ощущая настоятельную потребность вырваться из-под влияния Конистана, Эммелайн попросила ее извинить, пояснив, что не может допустить, чтобы юная гостья скучала, и даже выразила надежду, что ей, возможно, удастся развлечь Китти партией в «спекуляцию» [25] . Она поднялась со стула, но Конистан схватил ее за руку и вынудил снова сесть.
Note25
Вид карточной игры.
Эммелайн почувствовала себя совершенно растерянной, когда он бросил на нее взгляд, полный чисто мальчишеской обиды, и прошептал:
– А как же я? Разве меня не полагается развлекать? Я ведь тоже ваш гость, Эммелайн! К тому же вы не ответили на мой вопрос.
Сердце Эммелайн сильно забилось, когда она заглянула в устремленные на нее с нежностью серые глаза.
– Вы хотите знать мое мнение относительно каналов?
Он тихо рассмеялся.
– Ну вот. Вы, оказывается, даже не слушали меня. Я спросил, не одолжите ли вы мне свой платок для фехтовального поединка.