Любовное состязание
Шрифт:
Эммелайн судорожно перевела дух. Настал час конного поединка, и она запоздало спросила себя, так ли умно было с ее стороны настаивать на сохранении традиции проведения последнего боя в настоящих тяжелых доспехах. Сэр Джайлз возражал против этого, считая, что опасность слишком велика. Но сейчас уже слишком поздно было что-либо менять; ей ничего другого не оставалось, как приветствовать поклоном четырех рыцарей, проехавших парадным шагом вдоль галерей. Правила были просты: выбитый из седла выбывает из соревнования, бой идет до победы, ничья засчитывается в том случае, если никому из четырех рыцарей не удастся усидеть на лошади. Копья были предусмотрительно затуплены, всадники снабжены толстыми деревянными щитами. Чувствуя, как сердце молотом стучит в
Время как будто замерло, пока лошади набирали скорость. Оба всадника наклонили головы, держа копья под острым углом. Эммелайн вместе со всеми затаила дыхание, только шелест трепещущих на ветру знамен нарушал тишину, охватившую собравшихся. Когда послышался топот копыт, Все ощутили, как дрожит земля.
Несколько дам не удержались от крика, когда копья ударились о щиты.
Эммелайн слышала, как Грэйс вскричала «Дункан!» в ту самую минуту, когда он боком выскользнул из седла. Дункан упал не сразу, он еще долго пытался сохранить равновесие и занять прежнее положение, но к тому времени, как его лошадь перешла на шаг, доспехи, оказавшиеся слишком тяжелыми, увлекли его своим весом, заставив неуклюже шлепнуться на спину.
Зрители, облегченно вздохнув, приветствовали и его смехом и одобрительными возгласами.
Сама Эммелайн почувствовала, что у нее голова кружится от радости: слава Богу, ни один из соперников не пострадал. Дункан быстро поднялся на ноги, а Соуэрби обогнул дорожку и рысью приблизился к нему. Дункан снял шлем и перчатку и с дружеской улыбкой пожал руку Вардену. После этого он подошел к Эммелайн, о церемонно поклонился ей и, получив от нее красивый букет роз в качестве утешительного приза, немедленно презентовал их Грэйс. Галантный жест рыцаря вызвал у женской половины зрителей воркующие изъявления восторга.
Как только Дункан присоединился к проигравшим на дальнем краю поля, Эммелайн дала знак Бранту Девоку и Конистану занять свои места. Как необыкновенно выглядели соперники, закованные в стальную броню, сверкающую на солнце! Как грозно они опустили забрала и взяли копья наперевес! Сэр Джайлз опять взмахнул флажком, и кони сорвались с места в карьер. И снова наступила напряженная тишина. Лошади мчались по дорожкам навстречу друг другу. Наконечники копий все больше сближались. Девок ударил первым, его копье скользнуло по щиту Конистана, а секундой позже копье Конистана, видимо, попало точно в цель, так как Брант вылетел из седла не вбок, а прямо назад и свалился наземь.
В отличие от Дункана, Брант тотчас же вскочил на ноги и под веселый смех толпы принялся топать ногами, рыча от ярости. Эммелайн поняла, что он изрыгает проклятья, и порадовалась, что с такого расстояния замужние дамы не могут его услышать. Сорвав с головы шлем, Брант сунул его под мышку и направился к Эммелайн. По выражению его лица было ясно видно, что он все еще взбешен столь скорым поражением и никак не может смириться с тем, что для него все уже кончено. Впрочем, даже его безудержная злость оказала, как ни странно, благотворное воздействие на публику: поняв, что он цел и невредим, все стали дружно его приветствовать. Заслышав аплодисменты, Брант Девок сменил гнев на милость и заулыбался.
Когда он подошел к Эммелайн, она похвалила его вслух и наградила букетом. К тому времени, как он взял розы в руки, гнев Бранта окончательно улетучился, и он, премило улыбаясь, принялся раздавать по цветку каждой из молодых девиц, потом пожилым дамам, включая мать Дункана и мать Конистана, и наконец вручил последние три леди Пенрит.
Взгляд Эммелайн, как только Брант покинул площадку, немедленно приковался к двум оставшимся рыцарям. Итак, турнир свелся к последнему, решающему поединку между двумя сильнейшими противниками и давними соперниками. Она подняла руку, давая знак Соуэрби занять место у ближнего края турнирных дорожек. Варден легкой рысцой провел коня к ее трону. И опять наступило молчание.
Сэр Джайлз вышел вперед, на середину дорожки, отмеченную чертой,
Эммелайн казалось, будто каждую мышцу ее тела стянуло узлом, она судорожно вцепилась обеими руками в подлокотники импровизированного трона. Слезы испуга жгли ей глаза, дышать и вовсе не было возможности. И вот в сгустившемся от напряженного ожидания воздухе раздался глухой стук металла о дерево: оба копья встретились со щитами. Толпа ахнула и застонала. Всадники покачнулись в седлах, но каким-то чудом сумели усидеть и проскакали друг мимо друга к противоположным концам дорожек. А по толпе вновь волной прошел стон: соперникам предстояла вторая попытка.
Эммелайн откинулась на спинку кресла и попыталась перевести дух. И как только ей в голову взбрела чудовищно глупая затея устроить средневековый турнир! У нее даже колени задрожали при мысли о том, что любой из соперников может серьезно пострадать во время поединка.
А они тем временем уже были готовы к новой схватке. Эммелайн кивнула отцу, он вышел вперед и быстро взмахнул флажком.
Рыцари двинулись навстречу друг другу еще стремительнее, вонзая шпоры в бока лошадей, наклонив головы и приготовив копья для удара. На этот раз Соуэрби нанес противнику мощный удар, а тот промахнулся, его копье едва задело край щита Вардена. Сила удара Соуэрби была так велика, что виконт вместе с лошадью отлетел в сторону от барьера, разделявшего дорожки. Чтобы удержаться и не упасть вперед, через шею своего коня, он принялся отчаянно работать поводьями, стараясь выровнять ход лошади и восстановить равновесие. Проклятый панцирь давил ему на плечи, не давая свободно двигаться, и тянул к земле. Соуэрби тем временем проехал вперед, до конца всей дорожки. Среди зрителей раздавались крики и стоны, дамы хватались друг за дружку, словно надеясь подобным образом помочь Конистану вернуть себе положение в седле. Но виконт помог себе сам: оттолкнувшись нечеловеческим усилием, он приподнялся в стременах и опустился на седло. Толпа приветствовала его восторженным ревом. Вновь обретя устойчивость, он вскинул копье высоко над головой и рысью поскакал к своему месту в дальнем конце дорожки.
И в третий раз с мучительным стеснением в груди Эммелайн подняла руку, чтобы подать знак отцу. Флажок взметнулся и опустился, рыцари вновь ринулись в атаку. Это последний раз, подумала Эммелайн. Не может быть, чтобы не последний. Больше она не выдержит, она лишится чувств, если спор и теперь не разрешится. Грохот металла прозвучал оглушительно, копье Конистана от удара переломилось надвое. Соуэрби развернулся боком и вылетел из седла, приземлившись в груде металлических обломков. Его собственное копье, задранное под слишком большим углом, нанесло Конистану скользящий, но мощный удар по шлему, заставивший виконта откинуться назад.
Эммелайн вскочила, не помня себя от страха, и закричала. Конистан чудом усидел в седле, но пока конь неудержимо мчал его вперед по дорожке, его голова опустилась на грудь, он казался оглушенным. Скотби перехватил взбесившуюся лошадь, поймав уздечку и заставив испуганное животное остановиться на полном скаку. Несколько конюхов в то же время поспешили на помощь Вардену.
Конистан вздрогнул и заставил себя поднять голову. Пристально оглядев его, Эммелайн поняла, что он не ранен, хотя, похоже, не отдает себе отчета в том, где находится. Ладно, главное, цел. Скотби тихонько обратился к нему с какими-то словами, и виконт несколько раз кивнул в ответ. Бросив взгляд на дальний конец дорожки, старший конюх увидел, что Варден поднимается на ноги, и доложил об этом Конистану. Виконт сумел развернуть коня и убедился собственными глазами, что Соуэрби невредим. Тогда он слегка пришпорил лошадь, одновременно удерживая ее поводьями, и рысцой направился к Вардену.