Любовное зелье колдуна-болтуна
Шрифт:
– Как-то странно ни с того ни с сего преподнести Ивану Никифоровичу ручку, – засомневалась я.
– Между прочим, у него через два дня день рождения, – улыбнулся Глеб Валерьянович.
– Не знала, – пробормотала я. – Шеф никакой личной информации не выдает, иногда только бросает пару слов о маме, из чего я поняла, что она имеет на него огромное влияние.
– Предупрежу и остальных тоже, – продолжил Борцов. – Ребята купят сувенирчики, вечерком посидим в ресторане и вручим их, сделаем Ване сюрприз. Заказ таверны беру на себя.
– Отлично, –
Эксперт откашлялся.
– Танечка, мой подарок Ивана, безусловно, порадует, но у него тьма самописок, он сунет очередную в стакан на столе и забудет о ней. А той, что получена от тебя, станет пользоваться каждый день. Ваня же к тебе…
– Ладно, – быстро перебила я Борцова, – сделаю, как вы предлагаете. Только не говорите, что я нравлюсь боссу, это неправда!
– О чем шепчетесь? – поинтересовался Тарасов, входя в конференц-зал.
Я схватила со стола коробку и спрятала ее в сумку.
– Сыр и все остальное приехало, – объявил Роберт, возникая на пороге, – извольте жрать, пожалуйста. Тань, взбодри чайник, посуду мы взяли на рецепшен.
– Марина смотрела на нас с ужасом, – захихикала Антонина, разворачивая покупки. – А Роб еще попросил у нее щелкунчик. Девушка начала извиняться: «Простите, щипцов для орехов нет». И тогда Троянов сказал: «Жаль, ими очень удобно пальцы ломать».
– Перестаньте по-идиотски шутить! – рассердилась я. – Здешние администратор и официант люди без намека на чувство юмора.
– Побеседовала я с Элеонорой Кипятковой, соседкой покойной Хвостовой, на которую записана могила Евдокии, – заговорила Антонина, когда мы сели пить чай с бутербродами. – И вот что узнала…
Женщины дружили, вместе посещали клуб «Здоровье», но Элеонора понятия не имела, что ее приятельница в далеком детстве носила фамилию Кудрявцева. Евдокия о себе рассказывала мало, соседка знала, что она швея-надомница, раньше жила в селе Филимоново, потом продала дом и перебралась на новое место жительства.
Один раз Кипяткова поинтересовалась у подружки, почему у нее в квартире нет фотографий родни, и та ответила:
«Родители умерли, когда я еще в пеленках была. Воспитывалась в детдоме и вспоминать те годы не люблю. Замуж не выходила, сына-дочери не родила, одним словом, нет на свете людей, чьи снимки мне хотелось бы перед глазами держать. Одинокая я».
Но Элеонора не поверила соседке…
– Почему? – удивился Иван Никифорович, прервав повествование Юрской.
– Сейчас объясню, – пообещала Тоня и продолжила…
Хвостова говорила, что живет на пенсию и на деньги, которые ей приносит шитье. Элеонора тоже получает от государства ренту, ей платят по пятым числам каждого месяца, и где-то в районе второго-третьего у Кипятковой заканчиваются деньги, ей приходится пить пустой кефир. И вообще она не может себе многого позволить –
А у Хвостовой жизнь текла иначе. Пенсию она тоже получала пятого, но если Элеонора заглядывала к ней четвертого, у той на столе были конфеты, зефир, соседка доставала из холодильника дорогой импортный сыр. Кипяткова как-то не выдержала и спросила:
«Дуся, как ты ухитряешься выкручиваться?»
«Да просто, – пояснила Евдокия, – шью для фабрики, имею частных клиентов, поэтому летаю в Турцию отдохнуть и иногда балую себя».
Вот только соседка никогда не видела ее за работой. Швейная машинка Хвостовой всегда была закрыта; в какой бы день и час Элеонора ни забегала к приятельнице, нигде не валялось ни куска ткани.
По первым числам каждого месяца Хвостова всегда ездила в Екатеринбург. Укатывала утром, возвращалась вечером, причем обвешанная пакетами.
«У меня в столице Урала есть клиентки, – объясняла она Кипятковой. – Шью по их заказам постельное белье, занавески. Мужья у дам владеют магазинами, беру у них со скидкой продукты и всякие мелочи…»
Антонина обвела нас взглядом.
– Все понятно?
– Конечно, – кивнула я. – Ей платили за молчание. Евдокия Андреевна знала, кто приобрел дом на дне карьера, ведь при сделках с недвижимостью необходимо личное присутствие сторон.
– Вообще-то некоторые нанимают для этого адвоката, – возразила Тоня. – Но похоже, Игорь Семенович больше доверял Хвостовой, чем законнику. И не ошибся в выборе тех, кого сделал своими помощниками. Ни Евдокия, последняя из рода Кудрявцевых, ни Фатеев не выдали Бражкина. А еще мне в голову пришла простая мысль: домик-то для свиданий надо убирать – мыть полы, смахивать пыль, стирать белье. То есть без домработницы там никак. Ну и кто поддерживал порядок в уютном любовном гнездышке?
– Евдокия Андреевна, – первым из нас высказался Жданов. – Конечно, она была не молода, но отличалась крепким здоровьем. И ведь не в корыте же ей приходилось пододеяльники-наволочки тереть, наверняка была и автоматическая прачка, и пылесос, и утюг с паром.
– Пенсионерке давали деньги не только за молчание, но и за ведение домашнего хозяйства, – предположила я.
– Теперь послушайте, что мне удалось выяснить! – выпалил Денис, прыгая от нетерпения на стуле.
– Выкладывай, – приказал Иван Никифорович.
– Я пошатался по центру, поболтал с людьми, – завел Жданов, – услышал в разных вариациях сагу про Чубареку и колдунов-болтунов. Местное население четко на два лагеря разделилось: бражкинцы и шаровцы. Первые про Василия Петровича гадости несут, считают его убийцей мэра, вторые льют помои на Игоря Семеновича и Каролину, называют первую леди Лоскутова барыней. Дескать, она ходит задрав нос, ни с кем не здоровается, а благотворительной работой вместо Каролины занимается ее помощница. Но потом…