Любовные чары
Шрифт:
– Алан не должен вырасти, так и не узнав об отце, так и не получив…
Но тут из-за стены донесся тихий крик, исполненный такого отчаяния, что у Марины волосы встали дыбом, а Урсула замерла, ломая руки.
– Нет! О, смилуйся надо мной! – вскричала Гвен. А вслед за тем послышались звук удара и негромкий смех – смех мужчины, уверенного в своей власти.
Урсула ринулась бежать по галерее еще быстрее, чем бежала сюда. Марина готова была последовать за ней, но, чтобы не быть обнаруженной, вынуждена была выждать несколько минут. Самых тяжелых минут! Она сгорбилась, зажала руками
Марина не помнила, как миновала галерею, как спустилась по лестнице. Ноги подгибались, а руки дрожали.
Она тащилась по коридору, не понимая, куда идет. Стоны Гвендолин, которую зверски насиловал – в том не было сомнений! – какой-то негодяй, звучали в ушах и разрывали сердце.
Кто она, та несчастная? Кто ее враги? Почему одна Урсула проявляет к ней участие, хотя и не может ничем помочь? Сколько вопросов, которых некому задать! Да и опасно спрашивать. «Ты жива, потому что молчишь», – сказала Урсула. И слова: «Если только заподозрят, что я здесь бываю, они прикончат и меня, и тебя! – относятся ко всякому, кто прознает о Гвен. В том числе – к „русской кузине“ хозяина…
Марина вздрогнула. Тьму коридора прорезала полоска света. Дверь Десмонда! Значит, он все-таки вернулся.
Марина прокралась к приоткрытой двери и замерла. Постучать? Рассказать Десмонду обо всем, что слышала. Он небось и не знает, какие злодейства творятся в замке.
Проклиная себя за любопытство, Марина озирала комнату. Роскошное убранство, запах… совсем не женский. У нее вдруг забилось сердце: так пахло тело Десмонда, когда они…
Проклятие! Задрожав от злости на себя, она задела дверь, та приотворилась еще шире. Марина облилась холодным потом, ожидая изумленного или презрительного окрика, надменного взгляда, неловкости, замешательства – чего угодно, но не тишины. Постель не разобрана. Посреди комнаты стоят два баула – знак того, что хозяин вернулся. Но комната пуста…
Прижав руку к сердцу, которое готово было выпрыгнуть из груди, Марина добрела до своей комнаты – дверь она, оказывается, оставила приотворенной, – заперлась и рухнула на постель. Натянула на себя одеяло, закрыла голову подушкой. Вопросы, к которым добавилось еще два: где Десмонд? с кем он? – кружили вокруг, как стая хищных птиц, не давая покоя. Но Марина упорно гнала их. Наконец поплыла на нее спасительная сизая мгла, заслоняя страшные ночные видения, заглушая голоса и стоны… И вдруг Марина резко села, уставившись в темноту.
Гвендолин… ведь так звали возлюбленную покойного лорда Алистера, которая ушла в монастырь!
Утром Глэдис опять ее насилу добудилась, однако не выказала ни малейшего неудовольствия. Сунула дрова в камин, опрокинула кувшины в ванну, принесла завтрак. Марина еще не успела глаза продрать, как оказалась сидящей в постели с подоткнутой за спину подушкой и с подносом в руках, а Глэдис уже летела к дверям.
– Погоди-ка!
– Что прикажете, мисс? – спросила девушка нехотя, приседая.
Марина глядела на нее, размышляя, то ли выбранить, что не титулует ее как положено – миледи,
– Позвольте, мисс, сбегать на доктора поглядеть!
– На доктора? – не поверила своим ушам Марина. И от внезапной догадки вздрогнула: – Десмонд… то есть милорд заболел? Лошадь сбросила?
– Да не родилась еще на свет такая лошадь, чтобы могла сбросить милорда! – вытаращила глаза Глэдис. – Под ним самая норовистая как шелковая ходит. К тому же он нынче путешествовал в карете…
– Да? – пробормотала Марина, принимая безразличный вид. И вдруг новая догадка заставила ее подскочить в постели: – Неужто леди Урсула заболела?
– Леди Урсула, бедняжка, отродясь здоровой не была, – с жалостью покачала головой Глэдис. – Но хуже ей не стало.
У Марины отлегло от сердца. Надо непременно наведаться к леди Урсуле днем, попытаться что-нибудь выведать. Однако кто же заболел?
– Не трудитесь всех перечислять, мисс, – усмехнулась Глэдис. – Мисс Ричардсон под утро так дурно сделалось, что верхового пришлось посылать за доктором Линксом, в деревню. Вот я и хочу на него поглядеть, когда будет уезжать.
– Разве ты его никогда не видела? Или он какой-нибудь красавец?
– Уж вы скажете!.. – непочтительно фыркнула Глэдис. – Ой, простите меня, мисс.
– Забудь, я не сержусь. Так что там с доктором-то?
– Доктор Линкс – мужчина в возрасте. Он джентльмен, сын сквайра, но беден, как церковная мышь. Только и живет щедротами наших лордов: и старый господин его жаловал, и сэр Алистер. Правда, мистер Джаспер над ним смеется и называет шарлатаном, однако мисс Джессика мистера Линкса привечает: он ведь тоже заядлый цветовод и состоит в том же обществе по разведению нарциссов, что и наша мисс. Они даже иногда ездят вместе в Брайтон, на собрания общества. Хотя нет, он, кажется, увлекается гиацинтами…
С ума сойти! Собрания, на которые съезжаются любители цветов со всей округи… Чудной народ англичане! Нет, конечно, суть здесь вовсе не в том, подумала Марина. Наверное, у Джессики с Линксом роман, и она пользуется предлогом…
По манерам Глэдис была девица довольно неотесанная, но в проницательности ей нельзя было отказать.
– Э, нет, мисс! – воскликнула она, глянув на Марину. – Мистер Линкс, может, и не прочь бы, да мисс Ричардсон просто не замечает его как мужчину.
– Выходит, он урод? – предположила Марина и на сей раз угадала.
– Урод, каких мало! – с жаром согласилась Глэдис и скорчила жуткую гримасу, вытаращив глаза, перекосив рот. – К тому же непригляден и мрачен, как пасмурный день. Нет, мисс Джессика на него и не глядит.
Девушка примолкла. Однако Марина глядела на нее с живейшим интересом, и Глэдис не смогла одолеть искушения – как ко всем легкомысленным людям, к ней было легко подступиться.
– Конечно, он джентльмен, да что с того? – промолвила она заговорщически. – Мисс Джессика дерево не по себе хочет срубить. Она хоть из семьи простых сквайров, но всех женихов от себя разогнала. Один только сэр Алистер был ей под стать!