Любовные доказательства
Шрифт:
— А какая сейчас температура? — довольно сурово спросил он, стараясь делать вид, будто ничем он здесь не удивлен. «Вообще надо вести себя естественно, — мелькнуло у него, — только в этом случае никогда не попадешь впросак. Приехал отопление исправлять — так исправляй!»
— Температура? А что — надо? Я не знаю, я не мерила, но сейчас могу померить, хотя, честно говоря, чувствую и без того, что все очень-очень плохо.
— А вы не знаете — тут нет чего-нибудь грязненького, замурзанного — вроде старого халата? Или
— О, конечно, — сказала она, смутившись, — надо там, в ванной, порыться. Но у меня все должно быть чисто…
— Какое! Это так, одна видимость. А только тронешь, там такая грязища пойдет. И потом есть такие места, потайные уголки, куда никаким мытьем не достанешь. Застоявшаяся такая грязь. Впрочем, ничего, я сейчас рукава повыше закатаю и — вперед. Сначала здесь все сделаем, прямо в этой комнате. Прежде всего, выпустим весь воздух, — стал объяснять он.
— Воздух? — побледнев, переспросила Катюша и даже приподнялась на своем диване.
— Конечно! Если его специально не выпускать, он скапливается, все там забивает и образует пробки. А от этого нарушается вся циркуляция: система застопоривается.
«Пусть знает, что я — человек дела, — подумал Андрюша. — Это никогда не повредит».
— А откуда же там воздух, вроде никакого вздутия… Воздуха там, кажется, у меня никакого и нет, — жалобно пискнула Катюша.
— Это только так кажется на первый взгляд, а вот я как крутану, вы сразу услышите: сначала будет такой звук — «пу-уф, пу-уф», потом все зашипит, засвистит, потом раздастся громкое урчание, а следом — как частые выстрелы: тра-та-та-та-та, пулемет такой.
— Ой! — воскликнула Катюша и вытерла невольную слезу…
— А что у нас с тазом?
— С тазом? У меня на нем шарф… Боюсь, что таз у меня совсем плохой. Самое слабое место.
— Это плохо… А что он — подтекает? Прохудился совсем?
— Не-ет, просто искривленный, перекошенный.
— Старый, что ли, совсем? — буркнул Андрюша.
Катюша ему положительно нравилась.
— Нет, не то чтобы такой уж старый. Но — знаете, тяжести приходится таскать.
— Ладно, посмотрим, что там у вас за таз такой. Может, сгодится еще.
— Так что — снимать шарф?
— Да уж шарф мне совсем ни к чему. Но если таз пришел в полную негодность, тогда можно — ведро.
— Как ведро! Ведро-то — зачем?
— Лишь только весь воздух выйдет — тут же и вода забулькает, закапает, а потом как ливанет.
— А откуда же вода?
— Как откуда? Их тех же отверстий. После воздуха сразу же и вода. Она может быть и желтая, и мутная, и грязная… Целая лужа может натечь. Но эту воду обязательно нужно прокачать и спустить. Но она весь пол может залить. Так мы ведро подставим, — деловито объяснял Витте.
Катюша нравилась ему все больше и больше.
— Я и не предполагала, что это такой трудоемкий
— Да зачем на ковре-то? Ковер отогнем, чтобы не залило. Так и будем двигаться по всем комнатам. В подвал, в котельную спустимся…
Катюша, ни жива ни мертва, проговорила сдавленным от ужаса голосом:
— В подвал?! Может, не надо? Туда ступеньки крутые, свет тусклый. Там вообще приткнуться негде, пол вообще бетонный, ледяной.
— Это ничего, — подбодрил ее Андрюша, — место-то всегда можно найти, можно устроиться и на бетонном полу. А что я не увижу, там на ощупь. Простучу все как следует, подкручу все сочленения.
— А как вы думаете, за один раз — получится?
— Конечно! Как вода пойдет, так сразу все протоки и рукава наполнятся, а система и разогреется. Совсем другая жизнь начнется! Котел, кстати, как? Котел — всему голова. Исправен?
Бедная Катюша, которая все это переводила на язык лютого костоправа, почему-то решила, что котлом он иронически называет ее голову, и потому ответила, даже и не без самоиронии:
— Варит пока. Хотя, может, с вашей точки зрения, и не вполне исправно.
— Плохо, — вздохнул Андрюша, — тогда надо и его подкрутить, чтобы зафурычил. А не капает? Не подтекает?
— Бывает, — Катюша шмыгнула носом. — Особенно если сильный мороз.
— А шумит?
— Иногда шумит, — грустно призналась Катюша.
— Это хорошо, значит, огонь там все-таки горит, — обрадовался Витте.
— Да какое горит! Так — еле теплится, тлеет: то потухнет, то погаснет.
— Вот этого я и боялся, — вдруг вскинулся он. — Как бы не пришлось его вообще откручивать и менять.
— Это как? — ахнула она. — Совсем менять?
— Ну да, эту рухлядь долой на свалку, а новый вместо него.
— Так где я вам новый-то возьму? — бедная женщина залилась слезами.
— А это уж пусть другие позаботятся. Вам-то что? Тут профессионалы должны потрудиться.
— Вы намекаете, что все настолько уж плохо?
— Конечно, если газы там скопились, так запросто может в любую минуту рвануть, — беспощадно констатировал Андрюша, который был уже почти совсем влюблен. — Ну ладно, приступим.
И Андрюша открыл свой портфельчик и вытащил из него большой разводной ключ.
Катюша, которая начала было разматывать на себе накидку и шарф, вдруг замерла:
— А это еще зачем?
— Ну, не все же одними пальцами можно сделать! Там есть такие местечки, куда без инструмента и не дотянешься. К тому же и заскорузло небось все.
И он, отвернувшись, опять принялся рыться в своем портфельчике.
А Катюша тем временем, постанывая от боли, дрожа и ежась от холода, сняла с себя свитера и брюки и осталась в трусиках и бюстгальтере.