Любовные хроники: Флинт Маккензи
Шрифт:
— Ах, это… Когда я была помоложе, то путешествовала с актерами и научилась играть в покер. И должна сказать, играла недурно, не хуже Клива. Тогда я нередко садилась за карточный стол в Стоктоне, где Люк был шерифом, и однажды играла с самим Чарли Уолденом. Можешь себе представить? С тех пор Люк не хочет, чтобы я садилась играть с незнакомцами. Говорит, что вокруг нас дурных людей пруд пруди и в два счета можно попасть в переплет. Тогда мы заключили соглашение: Люк никогда не вернется в шерифы, а я бросаю покер.
Хани села за стол и подперла подбородок тыльной стороной ладони:
— Как
Гарнет перегнулась через стол и взяла подругу за руку:
— Не знаю, что и сказать, Хани. Я доверяю суждению Люка. Он мне кажется человеком здравомыслящим.
Хани удивленно подняла глаза:
— А суждению Флинта ты не доверяешь?
— Кое в чем. Но он часто пытается найти во всем недостатки и предполагает самое худшее. Люк осмотрительнее, но если что-то решил, от своего не отступится. Вдвоем они прекрасно дополняют друг друга.
— А какое место ты отводишь Кливу?
— Должна сказать тебе честно: Клив Маккензи меня ни на секунду не ввел в заблуждение. За очаровательными и легкими манерами скрывается здравый ум и железная воля. Если бы он считал, что перегон скота невозможен, то давно бы предложил другое решение.
Хани устало поднялась на ноги:
— Что ж, будем надеяться, что втроем они выбрали верный путь.
Гарнет спустилась к загону. Взнузданный мустанг со спутанными передними ногами был привязан к столбу, а Флинт пытался оседлать измученное животное. Он взял попону и приблизился к лошади — та попятилась, пока не наткнулась на забор.
Флинт навалился на мустанга всем телом и прижал к жердям. Левой рукой накинул на круп попону, а правой ухватил тяжелое седло. Почувствовав на спине его вес, мустанг встал на дыбы.
Гарнет вздрогнула, увидев, как Флинт опрокинулся навзничь. Но прежде чем мустанг сумел сбросить седло, Маккензи уже стоял на ногах и затягивал подпругу.
Отвязав от столба поводья, он крепко зажал их в руке. Мустанг заартачился, но Флинт схватил его за ухо и начал крутить.
Боль настолько поразила животное, что на секунду оно остолбенело, и, улучив момент, наездник вскочил в седло.
— Освобождай!
Люк развязал веревку, стягивавшую передние ноги мустанга. Сначала конь невольно попятился, потом присел, согнувшись почти пополам и стараясь скинуть со спины наездника.
— Вперед, Флинт! — закричал Люк, а Клив свистнул и зааплодировал:
— Крепче держи, братишка! Не давай этой кляче опускать голову!
Поединок между лошадью и человеком продолжался — девятьсот фунтов фыркающих и брыкающихся лошадиных сил против двухсот фунтов твердого упорства. Бесконечные минуты костоломной, зубодробительной дуэли. Наконец мустанг начал уставать. Флинт поддернул поводья и заставил его стать спокойно. Потом спрыгнул с седла и привязал к забору.
— Твоя очередь, братишка. — Он устало облокотился о жерди.
Клив перемахнул через забор и вскочил в седло измученного мустанга.
— Что он собирается делать?
— Чуть-чуть попугать, — ответил Люк.
— Боюсь показаться невежественной, — продолжала
— Просто будет щелкать у морды кнутом и хлопать ладонью по попоне. Эти лошади не должны пугаться и шарахаться от неожиданных движений. К сожалению, у нас нет времени, чтобы научить их, как врезаться и выскакивать из стада. Этим им придется овладеть по дороге.
— Довольно сурово, Люк, — невесело заметила Гарист.
— Было бы побольше времени, мы бы дали возможность лошадям к нам привыкнуть. Но скоро надо выступать. А мы не можем этого сделать без по крайней мере тридцати лошадей. Не помешало бы и больше. Поэтому все, что в наших силах, — это приучить их к седлу и немного попугать.
Люк отошел и спутал ноги следующему мустангу. И процесс объездки начался заново. Гарнет покачала головой и направилась к дому.
Весь остаток дня сомнения Хани то и дело всплывали в голове Гарнет. На сеновале она опять вспомнила слова подруги, когда готовилась лечь с Флинтом в постель и натирала мазыо его ноющее тело.
— Бог мой! — пожаловался он. — Болит везде, даже там, где я совсем не ожидал. — Он лежал на животе, опустив подбородок на сцепленные пальцы. — Следующую лошадь, которая меня скинет, я просто пристрелю. Теперь припоминаю, почему я бросил работать на ранчо.
Его тело было горячим и твердым, и пальцы Гарнет стало покалывать. Постепенно она размяла мышцы плеч и спины и, избавляя Флинта от скованности, поднялась к шее.
— Мужчина бывает чертовски глуп, когда надолго к чему-нибудь себя привязывает. Посмотри, что сделалось с бедным Люком!
— Я вовсе не считаю Люка бедным. Он выглядит вполне счастливым человеком. У него жена и сын, которые его обожают.
— И сидят у него на шее — целиком от него зависят, — быстро ответил Флинт.
— Но он, похоже, на это не жалуется. — Гарнет нанесла еще немного мази на тело и принялась массировать бедра и ягодицы. От прикосновений пальцев сведенные мышцы задвигались.
— Недурно, девочка! Раньше мне некому было это проделать.
— А у бедного Люка есть. Особенно когда он возвращается домой, вконец измотанный заботами о семье. Хани его растирает и делает все, чтобы как-нибудь ублажить. Пойми, Люк из тех людей, для кого чувство долга не пустой звук. Все его поведение подтверждает это. Из вас троих лишь один он женился, обзавелся семьей… даже сделался шерифом. Для меня это значит, что человек с охотой принимает на себя обязательства.
— Целую кучу, — поддакнул Флинт. — Но я ни за что не хотел бы оказаться в его шкуре.
— Понимаю, ведь именно Люк не страшится предстоящих трудностей. — Она шлепнула лежащего Флинта по ягодицам. — Ладно, переворачивайся.
Он лег на спину, и Гарнет с удивлением заметила, что возлюбленный начинает приходить в волнение. А он поднял одну бровь и игриво проговорил:
— Ты кое-что пропустила.
— Ах ты обманщик! А я поверила, что у тебя все тело болит!
— Болит. Правда. — В глазах Флинта запрыгали дьявольские смешинки. — Но я же еще не умер. — И, схватив Гарнет за плечи, привлек ее к себе.