Любовные письма великих людей. Мужчины
Шрифт:
В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, известность Честертона достигла вершин. Привлекала к себе внимание и его внешность: огромного роста (шесть футов четыре дюйма) и чрезвычайной толщины, он в любую погоду носил плащ и широкополую шляпу и был завсегдатаем трактиров вокруг Флит-стрит. (Вот анекдот, рассказанный его другом Бернардом Шоу. Честертон как-то упрекнул Шоу: «Глядя на вас, люди могут подумать, что в Англии голод». На что Шоу парировал: «А глядя на вас, они решат, что вы – его причина».)
В 1909 году Фрэнсис рассудила, что мужу необходимо уехать из Лондона подальше от
Послевоенные работы Честертона носили крайне религиозный и даже мистический характер, в 1922 году он наконец перешел в католичество. Кроме того, позднее творчество писателя было щедро приправлено антисемитизмом. И хотя поклонники доказывают, что: 1) он не был экстремистом; 2) антисемитизм был неотъемлемой частью того времени, – это не может быть оправданием. Честертон умер в 1936 году, дома, в Биконсфилде; Фрэнсис пережила его.
Г.К. Честертон – Фрэнсис Блогг
(189?)
…Я смотрю на море и пытаюсь произвести оценку имущества, которое я могу предложить Вам. Насколько я могу понять, мое хозяйство перед началом путешествия в Волшебную страну состоит из следующих вещей.
Первое. Соломенная шляпа. Старейшая часть этой восхитительной реликвии является образцом настоящей норманнской работы. Лента сильно пострадала от вандализма солдат Кромвеля – до наших дней дошел лишь небольшой ее лоскуток.
Второе. Трость для ходьбы, сучковатая и очень тяжелая: прекрасно подходит для того, чтобы разбить голову любому обитателю Суффолка, который осмелится усомниться в том, что Вы – знатнейшая из леди; для иного использования не пригодна.
Третье. Копия стихов Уолта Уитмена, однажды подаренная Солтеру, но забытая им. На листке начертано его имя с трогательной припиской – от искреннего друга Гилберта Честертона. Сомневаюсь, что эта рукопись когда-либо покидала стены моего дома.
Четвертое. Несколько писем от молодой леди, исполненных доброты, благородства, преданности, благочестия и мудрости, чего так не хватает поэзии Уолта Уитмена.
Пятое. Нескладный карманный нож, лезвие которого имеет гораздо более причудливые и живописные очертания, чем положено нормальному, добропорядочному и скучному ножу. Оно, однако, пригодно для «извлечения камешков из подковы лошади». И какое прекрасное ощущение защищенности дает этот нож человеку, понимающему, что если у него вдруг окажется достаточная сумма денег, чтобы купить лошадь, и неожиданно случится так, что ей в подкову попадет камешек, – он к этому готов; он стоит во всеоружии, с торжествующей улыбкой на устах!
Шестое. Минуя описанное выше чудо практической предусмотрительности, мы переходим к следующему предмету – коробку спичек. Время от времени я зажигаю одну из них – ведь огонь так прекрасен, и к тому же обжигает пальцы. Некоторые считают, что это пустая трата спичек: те же самые люди протестуют против строительства
Седьмое. Несколько слов о трех фунтах в золоте и серебре – остатках одного из любовных пожаров мистера Побежденного. Это взрывы стихийной любви к самому себе, которые проявляются через определенные промежутки времени, точно следуя совершенному порядку и гармонии в его душе.
Восьмое. Сборник детских стишков, рукописный, под названием «Книга о погоде». Практически (?) закончен и предназначен мистеру Натту. Я работаю над ним постоянно, не покладая рук, что считаю весьма похвальным в сложившихся обстоятельствах. Для такой книги невозможно написать ничего нового. Они поймут это, когда вырастут.
Девятое. Теннисная ракетка, совершенно новая. Это атрибут нового режима и единственная новая и чистая вещь в музее. Но она скоро состарится – как и соломенная шляпа. Мы с братом учим друг друга играть в теннис.
Десятое. Душа, до сих пор свободная и всеядная, но в настоящий момент достаточно счастливая, чтобы поставить это себе в упрек.
Одиннадцатое. Тело, в равной степени свободное и столь же всеядное, поглощающее чай, кофе, красное вино, морскую воду и кислород для собственного совершенного удовлетворения. Самое большое счастье для него – плавать, при условии, конечно, что море имеет достаточные размеры.
Двенадцатое. Сердце – где-то затерялось. И это, пожалуй, все имущество, подлежащее описи. Кроме того, мои вкусы стоически просты. Соломенная шляпа, трость, коробок спичек и кое-что из поэзии собственного сочинения. Что еще надо человеку?
Письма с Первой мировой войны
Капитан Альфред Бленд
…Я никогда не чувствую себя несчастным, даже когда тоскую о прикосновении твоих губ…
Письмо адресовано жене Альфреда Бленда, Виолет. Капитан служил в 22-м батальоне Манчестерского полка и был убит 1 июля 1916 года, в первый день битвы на Сомме.
Виолет, счастье мое,
интересно, тебя по-прежнему возмущает моя веселость? А, дорогая? Ты наверняка злишься, я знаю. Ведь по правилам любви я должен проводить дни и ночи в тоске и печали из-за нашей с тобой вынужденной разлуки. А по правилам войны – должен бодро переносить лишения, быть стойким, голодным, усталым, с горечью в душе и смятением в сердце.