Любовные послания герцога
Шрифт:
– Но у меня-то нет никакого опыта, – возразила Фелисити. – Что, если он ожидает…
– Он ничего не будет ожидать от тебя. Эти англичане такие глупцы. Они хотят, чтобы их невесты были невинными дурочками, а потом сами же начинают скучать. А вы, англичанки, хотите любви и верности. Какой вздор! Разве можно добиться этого, если вы скучны и не желаете экспериментировать в этой области? Но ты, маленькая Герцогиня, будешь исключением для своего герцога.
Фелисити покачала головой:
– Кто меня этому научит?
– Твой ливрейный
– Тэтчер? – пробормотала Фелисити. – Ты хочешь, чтобы я снова его поцеловала?
– И не только поцеловала, маленькая Герцогиня, – заявила Джамилла. – Я заметила этот голодный огонек в его глазах. Уж поверь мне, он сам будет знать, что надо делать. Позволь Тэтчеру заняться с тобой любовью, и ты предстанешь перед своим герцогом опытной женщиной.
Стоявший в коридоре Тэтчер открыл рот от удивления. Уж не ослышался ли он?
Но нет, не ослышался, потому что эта проклятая женщина повторила свою мысль.
– Фелисити, некрасиво так открывать рот. Ты напоминаешь рыбу, которую продают на рынке. Ты услышала меня правильно: позволь этому Тэтчеру заняться с тобой любовью.
Значит, вот как принцесса решила помочь? Если бы все нянюшки были подобны Джамилле, лондонское общество лежало бы в руинах.
– Ты так считаешь? – спросила Фелисити с некоторым любопытством и, как ему показалось, с ноткой надежды в голосе, что заставило его в потрясении уставиться на открытую дверь.
В его воображении немедленно предстала такая картина: Фелисити в его постели, во всем великолепии своей наготы, с белокурыми волосами, освобожденными от этих адских шпилек, не позволяющих любоваться их медовыми глубинами. Изящные длинные ножки гостеприимно раскинулись, ожидая его…
Фантастическая картина заставила бешено биться его сердце, но он понял еще кое-что. Несмотря на зловещие предостережения Стюи относительно характера Холлиндрейка, Фелисити не отказалась от намерения выйти замуж за своего «благородного герцога» и даже была готова позволить лакею обесчестить себя, чтобы научиться удовлетворять распутного мужа.
Подивившись тому, что по иронии судьбы он оказался и лакеем, и герцогом одновременно, Тэтчер быстро повернулся и, спустившись по ступеням, выбежал из дома. Дойдя до половины переулка, он остановился, почувствовав, как защемило сердце. Такого он еще никогда не испытывал, во всяком случае, не испытывал из-за женщины. Это была ревность. Он ревновал к самому себе. Вернее, к тому проклятому Холлиндрейку, образ которого создали его дедушка и мистер Гиббенз и который никогда не мог бы существовать в реальной жизни. Потому что ни один мужчина не смог бы быть таким образцом добродетели и благородства.
Он-то, уж конечно, таким не был. Только полюбуйтесь на него! Стоит посередине переулка, убежав из дома, словно желторотый новобранец. С другой стороны, каким нужно быть человеком,
Так нельзя. Это неприлично. И подслушивать, и соблазнять.
Взъерошив рукой волосы, Тэтчер рассмеялся. Наверное, даже Талли и Пиппин не смогли бы придумать таких злоключений.
Ну и в переделку он попал! Сделав глубокий вдох, он взглянул на потемневшее небо и опускающиеся вниз снежинки. В его голове промелькнули события, происшедшие за день.
Фелисити уговаривает его выпить кофе по-турецки…
Откровения Джека относительно его дедушки…
Стюи падает в глубокий обморок…
Невероятное чувство, которое он испытал, когда она искала утешения в его объятиях…
Да уж, этот день заслуживает того, чтобы запомнить его.
– Капитан? – услышал он вдруг. Оглянувшись, Тэтчер увидел мистера Маджетга.
– С вами все в порядке, капитан? – спросил он, склонив к плечу голову и глядя на него испытующим взглядом. – Вы как-то странно выглядите.
– Со мной все в порядке, мистер Маджетт. Просто я веду рекогносцировку местности.
– Понятно, капитан, – ответил денщик, хотя его скептический взгляд говорил, что ему абсолютно ничего не понятно.
– Ты помнишь, о чем предупреждал меня? Ну, относительно мисс Лэнгли? Ты еще сказал, что если, мол, я не буду осторожнее, то сам не замечу, как влюблюсь. Когда это было?
– Вчера, сэр, – Маджетт потоптался в снегу. – А вы влюбились, сэр?
– По уши, – признался он, поглядывая на окно гостиной, где зажглись свечи. Наверное, Фелисити уже вносит поправки в характеристику Холлиндрейка в своей «Хронике». В его характеристику.
– Гм-м… – размышлял денщик. – Вы, наверное, поцеловали ее, не так ли?
– Откуда ты…
– У меня есть двоюродный брат. С ним произошло то же самое.
Мистер Маджетт не стал распространяться, но Тэтчера охватило любопытство. Как-никак это была совершенно новая для него территория.
– Так что произошло с твоим двоюродным братом?
– Ох, сэр, не думаю, что вам…
– Неужели все так плохо? – спросил он, оглядываясь на свет в окне, горевший, словно первая звезда на ночном небе. – Был ли твой двоюродный брат счастлив?
– С тех пор он не перестает улыбаться, сэр, – сказал денщик, тоже взглянув на окно. – Вы собираетесь вернуться туда и сказать ей правду?
Правду? О том, что она заслуживает того, чтобы любить и быть любимой. Фелисити Лэнгли настолько свыклась с мыслью о браке с герцогом – настоящим герцогом, – что если он откроет ей правду, то она едва ли ему поверит.
Что еще важнее, он боялся, что она его прогонит, даже если дело обойдется без стрельбы.
Тэтчер покачал головой:
– Меня предупредили, что если она узнает, то отстрелит мне яйца. А главное, я едва ли являюсь таким человеком, какого она заслуживает.