Любовные секреты Дон Жуана

Лотт Тим

9

Первую из трех замечательных женщин я встретил в двадцать пять. Это были 80-е. Дела у меня шли хорошо. Рекламный бизнес находился на подъеме, и в его фарватере я снимал свои сливки. Я перешел в одно из крупнейших агентств, выполнял заказы самых престижных клиентов. Одевался от Армани, ездил на «фольксвагене» «Карманн-Гия» 1967 года выпуска, короче, мягко говоря, не делал секрета из своей шестизначной зарплаты. Я скакал по кроватям бесчисленных, однообразных, тощих Шерон, с калькуляторами в голове и подплечниками в пиджаках. 0 СПИДе тогда еще никто не слышал, хотя его приход был не за горами, и все вокруг кружилось в гедонистическом хороводе диско, с обедами за счет фирмы, с неправдоподобно раздутыми бонусами на Рождество, ночными клубами и шампанским по утрам. Лучшее время в моей жизни.

Только

ничего хорошего в нем не было. Я верил, что все прекрасно, не сомневалсяв этом. Разве можно не быть счастливым, когда ты молод, денег куры не клюют, записная книжка не вмещает всех телефонов, ты постоянно на совещаниях, где тебя хвалят, сулят светлое будущее, называют чудом. Благодаря моему гениальному рекламному проекту «Волшебная шипучка» уровень продаж энергетической колы вырос на двадцать процентов. По телевизору показывали, как Мистер Шипучка останавливает людей на улице, эдакий Джереми Бидл [25] потустороннего мира, и спрашивает, пили они сегодня энергетическую колу или нет. Если они признаются, что не пили, он дает команду подъемному крану опустить шестиметровую бочку с «Волшебной шипучкой», забирается на нее, вытаскивает здоровенную затычку и…

25

Джереми Бидл – популярный британский телеведущий развлекательных программ.

Это невозможно описать. Это надо видеть. Или мой «Фимиам сказочного дракона», реклама папиросной бумаги «Роцца», стилизация под Басби Беркли, [26] с носорогами и всякими придуманными тварями, которых и в бреду не увидишь, или проект «А что тебе нравится в моих джинсах?», после которого целое поколение перешло на стретч. Я был нарасхват.

Но где-то глубоко внутри я не был счастлив. Не был счастлив, потому что понимал: все, что я делаю, – просто трюк, детская забава, как умение хрустеть суставами пальцев. После того как мне однажды повезло, корпоративный треп рекламщиков возвел ореол вокруг всего, что я делал, и тогда, по определению, я не мог сделать ничего плохого. Но я занимался совершенной чушью, бессмысленной чушью. А мои связи с кучей… незнакомых женщинхоть и давали мне что-то, но все больше теряли свою привлекательность. Я был одинок. Прошло несколько лет с тех пор, как удалось освободиться от Хелен; урок, который я вынес из этой истории: не попадайся. И я стал бегать и не мог остановиться. Прежде чем на горизонте появлялось что-либо угрожавшее перерасти в серьезные отношения, меня уже не было, я исчезал быстрее, чем вы успеваете произнести «А что тебе нравится в моих джинсах?».

26

Басби Беркли (1895–1976) – знаменитый американский хореограф и кинорежиссер мюзиклов.

Вот тогда и появилась Келли Корнелиус. Я ужинал в модном ресторане, в таком, где за крошечную порцию вы отваливаете кучу денег, в компании из семи человек, с которыми был едва знаком, одна доза кокаина прожигала мне карман, другая расчищала новые лазейки в моих носовых перегородках. Беседа за столом была бурной, бессмысленной, утомительной. Несмотря на кокаин, я все больше мрачнел. Мои сотрапезники из кожи вон лезли, как будто их избитые фразы и банальные замечания могли затмить Дороти Паркер. [27] И вдруг в голове у меня прояснилось: я понял, что попал на сборище уродцев, что все это – Вавилонская башня, неудачная юмористическая программа на «Радио-1». Мне захотелось убежать из ресторана, купить подержанную «Смит-Корону», [28] уехать в Мексику и там написать потрясающий роман. Остановило меня сознание того, что мои писательские способности ограничиваются восемью звучными слогами да парой абзацев сопроводительного текста.

27

Дороти Паркер (1893–1967) – американская журналистка, юмористка, была одним из основателей журнала

«Нью-Йоркер».

28

«Смит-Корона» – пишущая машинка.

Я тоскливо смотрел по сторонам, скрежетал зубами и вертел в руках крошечное пирожное с кремом, украшенное в стиле импрессионистов (девять с половиной фунтов за штуку, по размеру и вкусу напоминает диетические сухарики), и тут увидел Келли.

На самом деле она находилась за столом весь вечер, но почему-то раньше я ее не замечал. Она была нарочито неяркой, может, поэтому я не обратил на нее внимания. Никакой косметики, хотя в те годы все работающие женщины красились; никакого делового костюма; беспорядочные завитки на голове, небрежные и непокорные, образовывали большое птичье гнездо. Но в ней было спокойствие, нетронутая, поразительная отстраненность от этого балагана, что придавало ей необъяснимое достоинство.

Рядом с ней сидел директор финансового отдела нашего агентства Хуго Бане, в леденцового цвета подтяжках и с зализанными назад волосами, – он рассказывал анекдот громким, звучным голосом. Поэтому я мог следить за ней, оставаясь незамеченным. У нее была хорошая кожа, матовая, ровная. Круглое лицо, небольшая складка на подбородке – но не противная, не то что второй подбородок. Она слегка кивнула, когда рассказ Хуго достиг кульминации. Мне показалось, она не поняла, когда нужно смеяться, но не хотела обижать его. Ей было невдомек, что Хуго закалили годы, проведенные в небольшой частной школе. Ее смех был преждевременным и неестественным, но она старалась быть скорее вежливой, чем неискренней. Потом она посмотрела в сторону и мы встретились взглядами.

Ее глаза были удивительно голубыми и чуть раскосыми. Мне это даже нравилось – очень сексуально. Она смотрела на меня одну, может, две секунды, но достаточно для того, чтобы составить определенное и, возможно, верное представление о человеке. Подозреваю, что оценили меня невысоко: красный нос, скрежещущие зубы, нетронутая еда – все это говорило само за себя. Потом она снова повернулась к Хуго, который уже рассказывал следующий анекдот. И поднесла маленькую ладонь – крошечную, изящную – ко рту, чтобы скрыть зевок. Я заметил, что на рукаве ее кофты небольшая дырочка, и сама кофта как будто куплена в секонд-хенде. Она покупала одежду в Оксфаме, тогда как остальные женщины за столом выкладывали по сто пятьдесят фунтов за шарфик.

Все это меня заинтересовало. Потом дали счет, мы расплатились и поднялись, чтобы разойтись. Я снова стал украдкой наблюдать. Мне повезло: она отделилась от толпы, выходя из ресторана, и я направился за ней. Странно: раньше я ее не видел, а пришла она вроде одна. Мы свернули за угол, я отставал на десять шагов. Мы оказались на узкой дорожке, ведущей к перекрестку двух улиц, вокруг не было ни души. Чувствовал я себя неважно, однако мной овладело смутное возбуждение. Мне хотелось ее окликнуть, но что я скажу? Я продолжал идти за ней: один переулок, другой. Она прибавила шагу, я стал задыхаться, но она не подавала виду, что заметила меня. И вдруг заговорила, очень мелодично:

– Почему вы идете за мной?

Она повернулась и подождала меня. Ее темные брови были вопросительно подняты. Моя голова проветрилась на свежем воздухе, а нос замерз. Она равнодушно смотрела мне в глаза.

– Вы меня преследуете? Да?

Я перевел дыхание, потом ответил:

– Не преследую. Просто иду в том же направлении.

– В каком?

– Я иду в Холборн.

– Холборн в другой стороне.

– Тогда на Чансери-Лейн. [29]

29

Чансери-Лейн – улица в центральной части Лондона.

– Это тоже в другую сторону.

– Хорошо, я вас преследую. Но не с той целью, о которой вы подумали.

– А сколько существует целей преследования?

– Несколько.

– Да вы знаток.

– Вовсе нет. Очевидно, я потерпел фиаско.

– Зависит от того, на что вы рассчитывали.

Она закуталась в пальто. Пальто было дешевое, но выглядело неплохо, хотя края рукавов слегка обтрепались. Ситуация становилась нелепой, однако я видел, что она не злится. Она едва заметно улыбалась уголками рта, и я не понимал – с презрением или удивлением.