Любовный огонь
Шрифт:
Квентин немедленно решил, что снимет холостяцкую квартиру в другом квартале города.
– Ни за что не обреку себя на заключение в этом доме, где полно женщин, – беспечно заявил он тете Ровене. – Поэтому ради соблюдения приличий и всеобщего покоя мне лучше жить отдельно, особенно еще и потому, что я привык поздно возвращаться.
И, верный своему слову, Квентин в течение недели устроился в уютной квартирке неподалеку от Кенел-стрит и нанял мулата по имени Этьен, которому предстояло совмещать обязанности камердинера и повара.
Оказалось, к счастью, что Бренна не беременна – последнее
– Благодарение Иисусу, Марии и Иосифу, – облегченно вздохнула Мэри, увидев неоспоримое доказательство того, что отвратительное зелье подействовало. – Это единственное, о чем я волновалась, так волновалась, что почти не могла спать. Ох, уж эти мужчины! Что бы вы делали, очутившись в Новом Орлеане одна, беременная, без помощи и поддержки! Ваш отец не желал, чтобы это случилось, значит, по его мнению, все само собой должно было обойтись! Тьфу!
Жизнь Батлеров текла безмятежно, гладко, без перемен и неожиданных происшествий. Дни проходили в визитах, ответах па письма, примерках, вышивании, росписи по фарфору и занятиях музыкой. Казалось, почти все жители города играли на каком-нибудь музыкальном инструменте. Джессика предпочитала орган и фортепьяно, а ее сестра была превосходной арфисткой.
По вечерам устраивались ужины, танцы, семья ездила в оперу, на музыкальные вечера и балы, и все с единственной целью – найти достойные партии обеим мисс Батлер. Джессика, младшая, была ровесницей Бренны, стройной грациозной девушкой, похожей на мать, с такой же желтоватой кожей и столь же самоуверенная. У нее уже появилась едва заметная морщинка между бровями – еще десять лет, и из нее выйдет вторая Ровена.
Старшую дочь назвали Абьютес в честь розовых цветов земляничного дерева, растущего в Массачусетсе, где родился ее отец, Эймос Батлер. Абьютес уже исполнилось двадцать. Высокая и еще более стройная, чем сестра, с глазами необычайного фиалкового цвета, она привлекала все взоры. Ее деликатное сложение и утонченные черты лица считались очень модными в те времена, однако судьба жестоко подшутила над девушкой – в семнадцать лет она поскользнулась на мокром тротуаре и сломала левую ногу в двух местах. Кости срослись неправильно, пришлось снова их ломать, и Абьютес пролежала в постели почти до восемнадцати лет, когда настала пора выезжать в свет, и что всего хуже – хромота так и осталась навсегда. По этой причине и еще из-за своей непреодолимой застенчивости Абьютес до сих пор была не замужем, хотя Бренна считала, что она куда красивее сестры.
Время текло довольно быстро, но каждый новый день ничем не отличался от предыдущего. Невзирая на вечную влажную духоту балы и вечеринки следовали нескончаемой чередой, и сорочка неприятно липла к телу, покрытому испариной. Москиты и комары донимали так, что Бренна была вынуждена раздеваться и спать под пологом. Она так мечтала об Ирландии, ее прохладном ветерке, зеленых холмах и чистом воздухе. Но теперь о Дублине напоминали лишь кошмары да редкие письма от отца, в которые тот неизменно вкладывал деньги для Бренны и Квентина.
Бренна сидела за туалетным столиком, нехотя укладывая волосы, и с тоской думала о том, что нынче вечером придется
В дверь тихо постучали. Бренна быстро потянулась за пеньюаром, брошенным на спинку кресла.
– Бренна, можно войти?
– Конечно.
Это оказалась Абьютес в сиреневом домашнем платье, красиво оттенявшем фиалково-голубоватые глаза.
Если бы не хромота, Абьютес давно бы вышла замуж и, возможно, успела бы родить не одного ребенка. Бренна искренне не понимала, почему мужчины не замечают прелестного овального личика и обращают внимание только на физический изъян. Или придают такое значение девственности и не думают о самой девушке…
– Я упражнялась на арфе, пока не стерла пальцы, – пожаловалась Абьютес, – и решила, что мне просто необходимо с кем-то поговорить. Я не помешаю? – И прежде чем Бренна успела ответить, затараторила: – Тебе не надоело фортепьяно? Думаю, из всех нас только Джессике по-настоящему нравится музыка. Правда, так или иначе приходится играть каждый день. Всех нас выставляют напоказ, как призовых цыплят, и если мы, не дай Бог, возьмем не ту ноту – беды не миновать. У мамы опять целую неделю будет несварение.
Бренна рассмеялась.
– Как приятно видеть тебя смеющейся, кузина, – заметила Абьютес, подходя к скамеечке под окном и садясь. Бренна недоумевала, как она ухитряется двигаться так грациозно, несмотря на хромоту. – Я уже начала подозревать, что ты никогда не улыбаешься.
– Я? – пролепетала Бренна. – Не улыбаюсь?
– Ну да! О, кажется, я опять не то говорю, но ты казалась такой несчастной с тех пор, как появилась здесь. Наверное, все из-за отца, правда? Подумать только, знать, что он так болен, и разлучиться навсегда! Ужасно!
Бренна почувствовала, как загорелись щеки, и, схватив расческу, стала вертеть ее в руках, не зная, что отцетить. Как трудно хранить тайны, особенно от искренней дружелюбной Абьютес!
– И могу себе представить, как ты скучаешь по дому, – продолжала кузина, – ты так часто вспоминаешь об Ирландии и о лошади, которую пришлось оставить. Интересно, тосковала бы я по Новому Орлеану, если бы мне тоже пришлось уехать?
Абьютес, поднявшись, выглянула в сад, где буйно цвели магнолия и жасмин.
– О! Кстати! Я не сказала тебе, кто собирается приехать на сегодняшний вечер?
– Нет, но мы с тетей Ровеной дважды проверяли список приглашенных. Среди них и братья Ринн, Ульрик и Тоби, очень богатые и влиятельные и оба ищут невест, почтенный судья, недавно овдовевший, готов снова вступить и брак, и Монти Карлайл, состоятельный плантатор, который, по странному совпадению, тоже собирается жениться… – Абьютес, весело хихикнув, состроила гримаску.
– Нет-нет, мы уже виделись с ними не меньше десяти раз! Я имею в виду одного человека, с которым ты незнакома, потому что он недавно вернулся из Китая и Кубы, и бог знает откуда еще. Необыкновенный мужчина… почти все девушки Нового Орлеана сходят по нему с ума, и, думаю, любая бросилась бы к его ногам, стоит ему лишь намекнуть!