Любой каприз
Шрифт:
Остановиться бы, подумать, но молчание Дины и ее непроницаемое выражение лица подтолкнули закончить начатый разговор.
— Возможно, ты перепутала меня с Эдиком. Но я не Эдик, мне не нужна твоя протекция, и лизать тебе ноги я не намерен ни сейчас, ни в будущем! Я не вещь и никому не позволю считать меня ею!..
Научиться бы так сдерживать себя, как она — ходит, думает, в глазах — ничего. Ни эмоций, ни чувств. Что еще бросить ей в лицо, чтобы оживить?
Но Дина вдруг заговорила медленно, нараспев:
— Бедный Эдик! И ему ни за что досталось. Только не тебе с ним равняться,
Этого он не знал, но каяться было поздно: Саша увидел это в ее глазах. Он опоздал.
— Не тебе равняться с ним и потому, что у Эдика золотые руки. А что золотое у тебя — не разглядела, извини! — развела она руками. — Ты неблагодарное существо, Саша. Не знаю, что тебя обидело до пены на губах. Когда я что-то делала, думала исключительно о тебе. Мне казалось, что каждый человек достоин, чтобы на него взглянули иначе в одежде от Ralph Lauren или в джинсах от Calvin Klein, а не в тряпке товарища Чанга с Люблинского рынка. Одежда — это так, пропуск в клуб, где есть другие возможности, где вращаются интересные, умные люди. Признаю, я ошиблась. Тебе не нужны умные, хватит и клиенток. Буду рада, если они тебя научат чему-нибудь полезному, найдут возможность для тебя закончить образование, стать кем-то в жизни кроме жиголо.
Нужно было что-то сказать, а он сидел и молчал. Что сказать в ответ? Сотый раз объяснить, что не жиголо и не проститутка, рассказать о Ваське? По спине полз холодок, а в голове не осталось ни одной мысли. Ломаться Дина не захотела — сломала его. И, кажется, собирается выбросить.
Она ушла из комнаты, потом вернулась с папкой, где лежал контракт.
— Пора исправлять ошибки. Не знаю, почему ты решил, что тебе все позволено — хамить, издеваться надо мной, заставлять меня страдать. Но почему ты еще решил, что я буду это терпеть? Ты ошибся, Саша, как, впрочем, и я…
Дина замолчала на полуслове, достала бумаги из папки и порвала на части. На краю столика вырос холмик из обрывков.
— Завтра меня не будет в Москве до вечера. Думаю, тебе хватит времени исчезнуть из моей жизни. Вещи, ключи от квартиры и машины, кредитки оставь в комнате — я предупрежу Ваню, он проверит.
Саша вспыхнул, но Дина была к этому готова:
— Обойдемся без лишних слов и взрыва эмоций. Вопрос упирался в деньги — теперь он снят. И не думай, что мне их жалко, лишь бы тебе ничто не мешало стать счастливым. И никто. Ты не пропадешь — скинь брюки, клиентки найдутся. Теперь я устала и хочу спать. В доме много свободных комнат — выбери другую.
— Дина, ты меня не поняла…
Как утопающий за соломинку, Саша хватался за секунды, что Дина оставалась с ним в комнате. Это же совсем не то, что он имел в виду! Но как теперь заставить выслушать его? Она отстранилась, стала чужой и холодной. Легче хвост кометы поймать, чем Дину! Ирина предупреждала его, что так и будет! На этот раз самоуверенность сыграла с ним плохую шутку.
— Хорошо, уйду я.
Дверь за Диной захлопнулась. Саша откинулся на спину, уставился в навесной потолок, на котором мерцали звезды. Она не оставила ему выхода. Сейчас он должен
Встав с кровати, Саша подошел к бару и плеснул в стакан виски — еще от одного стакана хуже не станет. Был бы он устроен иначе, побежал бы за ней, клялся бы в вечной любви, что недалеко от истины. Но он Гордеев, гордый он слишком — и этим все сказано.
Он отыскал в гардеробной свои старые вещи, переоделся, взглянул в зеркало и криво усмехнулся. Ну и видок!.. Холодное зеркало остудило пылающий лоб. Смысл хорошего понимаешь, теряя его.
Саша не взял ни единой вещи, купленной для него Диной. Единственное, что он не мог оставить — тоску по ней, которую уносил с собой.
Дина пряталась на балконе — сидела в кресле, завернувшись в плед. На столике лежали пачка сигарет и зажигалка. Но сегодня курить она не стала — как выдохлась.
— Я собрался.
Она кивнула, не поворачивая головы.
— Ты мог уйти утром. Я тебя не гнала.
— Не вижу смысла торчать тут. Вещи я оставил.
— Хорошо.
— Дина…
— Будь счастлив, Саша.
О чем еще говорить?!
Он вышел из дома под сочувствующие взгляды рыжего консьержа Вани.
Ни домой, ни в бар он не пошел, хотя там можно было отвлечься от тяжелых мыслей. Дина не шла из головы. Плевать, что она выгнала его и все отобрала — без этого он проживет. А вот как жить без нее?..
— Часы пробили двенадцать, и принцесса превратилась в Золушку! — прокомментировал его утреннее появление в больнице Громов.
— Пошел ты, Жора!..
— Понял — ушел.
Саша выложил купленные для Васьки фрукты и сок, букетик цветов. Впрочем, теперь этого добра у нее хватало — Жора приходил к ней каждый день и приносил что-нибудь вкусненькое. Глядя на сестру и друга, Саша начал завидовать, что вообще не шло ни в какие ворота.
Васька высматривала его глаза, пыталась дотронуться до руки.
— Саш, она выгнала тебя, да?
Он сел рядом с ней и обнял за худые плечики.
— Ничего, сестренка. Я сам виноват.
— Это из-за того, что ты танцевал?
Саша бросил злой взгляд на Громова — тот хмыкнул и пошел набрать в вазу воды для цветов.
— Трепач Жора!
— Не сердись на него, — Васька сгорбилась и как-то мгновенно осунулась. — Ты мне ничего не рассказываешь. Ты мой единственный брат, я переживаю! Зачем ты полез танцевать?
Саша отмахнулся:
— Танец ни при чем. Она не обратила на него внимания. Ну, почти не обратила. Мы не поняли друг друга. Я сорвался и наговорил ей гадости при подруге. Этого Дина мне не простила. Гордости у нее поболе моего будет. Носить бы ей нашу фамилию…
— Тебе очень плохо?
Он еще слов не придумал, чтобы описать, что творится в душе — каша из боли, досады, злости и непонятной любви. Сколько ни гнал от себя эту мысль, она возвращалась до тех пор, пока не укоренилась в голове: он влюбился в Дину по-настоящему. Не в ту, которая ездит в роскошных машинах и надевает платья от известных кутюрье, а в ту, которая бегает дома босиком, кормит его из рук и мечтает о ребенке, которого не сможет родить.
— Что тебе сказать, сестренка?
— Что чувствуешь, то и скажи.