Любящая
Шрифт:
— Почему ты такая мрачная, дорогая?
Он уже какое-то время наблюдал за ней, грызущей карандаш над заметками для своей пьесы. Беттина, услыхав его голос, удивленно подняла голову. Энтони несколько часов не было дома, и она не заметила, как он вошел.
— Да так, пустяки. Как провел вечер?
— Замечательно. А ты? — небрежно спросил он, разматывая длинный кашемировый шарф. Беттина купила ему этот шарф с появлением первых примет зимы, сразу после того, как он заставил ее продать норковую шубу. Вырученных денег хватило почти на два месяца.
— Хорошо, — солгала Беттина, ибо на душе весь вечер было
Энтони улыбнулся и присел на краешек кровати.
— А теперь признавайся, любовь моя. Я же вижу, что-то случилось.
Сначала она лишь покачала головой, а потом подошла и, негромко засмеявшись, потрепала его по волосам.
— Нет, я просто думала о предстоящем Рождестве. Мне хочется подарить тебе что-нибудь хорошее, но я не знаю, что.
Беттина огорченно посмотрела на него, и он привлек ее к себе со словами:
— Не думай об этом, глупенькая. У меня есть ты, и этого вполне достаточно. — Озорно улыбнувшись, он добавил: — Правда, я бы не отказался от новенького «порше».
— Очень мило, — сказала Беттина и вспомнила, что Айво на прошлое Рождество подарил ей бриллиантовый браслет. А она ему — кашемировое пальто, кейс за четыреста долларов и золотую зажигалку. Но те времена безвозвратно ушли. Все, что у нее осталось — это драгоценности, помещенные в банк. Энтони не знал об этом. Она сказала ему, что все возвратила Айво, когда они расстались. Она действительно предлагала ему вернуть все подарки, но Айво настоял на том, чтобы она сохранила драгоценности на черный день, при одном условии: никому не рассказывать об этом. Теперь она подумывала о продаже чего-нибудь к предстоящему Рождеству, однако это возбудило бы у Энтони подозрения. Он мог догадаться, что у нее спрятано кое-что. А ведь так и было. Поэтому Беттина вздохнула и промолвила: — Как жаль, что мы не можем позволить себе дарить друг другу подарки.
У нее на лице было выражение ребенка, только что потерявшего любимую игрушку.
А вот Энтони не унывал.
— Почему не можем? Мы подарим друг другу индейку к рождественскому ужину. Мы подарим друг другу стихи. Мы можем пойти на прогулку в парк.
Он казался таким милым, что Беттина улыбнулась и смахнула слезы.
— Но мне хотелось подарить тебе что-нибудь получше.
Энтони, нежно обняв ее, прошептал:
— Ты уже подарила.
На следующей неделе все ее планы, связанные с Рождеством, нарушило недомогание. Каждый день ее мучали приступы рвоты. К вечеру наступало небольшое облегчение, но утром тошнота возобновлялась с новой силой. К концу недели она побледнела и осунулась.
— Покажись доктору, Беттина, — посоветовал как-то Энтони, когда она, пошатываясь, вышла из ванной.
Но Беттине не хотелось идти к личному врачу Айво. Надо будет все ему объяснять, а тот станет любопытствовать и потом все расскажет Айво. Поэтому она решила пойти к врачу, которого ей рекомендовала знакомая Энтони, работавшая с ними на последних гастролях. В тесной, переполненной приемной валялись журналы с обтрепанными краями, а пациенты были все какие-то поникшие и бедные. Ожидая своей очереди, она не только испытала тошноту, но была близка к обмороку. За несколько минут до того, как надо было войти в кабинет, ее жестоко вырвало. Но ей понравились добрые глаза врача, который ласково пригладил ей растрепавшиеся волосы и спросил:
—
Беттина кивнула. Она никак не могла отдышаться.
— И давно это у нас?
Он внимательно смотрел на нее. У него были очень хорошие глаза, и Беттине было не так страшно, как вначале. Вздохнув, она легла на кушетку.
— Почти две недели.
— Стало хуже, лучше? Или без изменений?
Он подкатил кресло на роликах и сел рядом. С его лица не сходила легкая улыбка.
— Почти все время одинаково плохо. Иногда бывает лучше по вечерам, но не так чтобы намного.
Доктор деловито кивнул и что-то отметил в карте.
— Прежде такое бывало?
Беттина поспешно помотала головой.
— Нет, никогда.
Тогда он ласково посмотрел ей в глаза и спросил:
— У вас бывали беременности?
Она опять помотала головой и недоуменно посмотрела на врача, а потом сообразив, приподнялась на кушетке и спросила:
— Я что, беременна?
— Очень может быть, — сказал он и, выдержав паузу, добавил: — Это очень плохо для вас?
Беттина задумчиво пожала плечами. Ее глаза осветились едва заметной улыбкой.
— Не знаю.
— Ваш муж — актер?
Большинство его пациентов были актеры. В этом мире все — рекомендации, сплетни, болезни — распространялось очень быстро, словно лесной пожар. И, вместе со всем остальным, его имя. Беттина кивнула.
— Он сейчас работает?
Доктору было известно, как иногда случается. Часто ему приходилось по полгода ждать оплаты своих услуг, если он вообще ее дожидался.
— Нет, сейчас — нет. Но я уверена, что он очень скоро найдет работу.
— А вы тоже актриса?
Беттина отрицательно помотала головой и слабо улыбнулась. Кто она? Второй режиссер? Начинающий драматург? Девочка на побегушках? Сейчас — никто. Теперь нельзя сказать: «Я — дочь Джастина Дэниелза» или «Я — жена Айво Стюарта».
— Нет, я — просто жена Энтони Пирса, — она произнесла это почти рефлективно, в то время как доктор осматривал ее. Он почувствовал, что ее жизнь не умещается в этой простой фразе. На ней — очень дорогой свитер и дорогая твидовая юбка. Мокасины — от Гуччи, и хотя пальтишко дешевенькое в отличие от остальной одежды, часы на руке — золотые, просто фантастические.
Чтобы подтвердить первое предположение, тут же сделали пробу на беременность, и результат оказался положительным.
— У вас подходит к концу второй месяц беременности, Беттина.
Доктор пронаблюдал за ее реакцией. Его тронула ее радостная улыбка.
— А вы не кажетесь несчастной.
— А я вовсе не несчастна.
Она поблагодарила его и условилась о следующем визите, хотя теперь, как сказал напоследок доктор, ей следовало бы показаться совсем другому врачу. Он не смог дать ей ничего от тошноты и рвоты, но Беттину приступы уже не страшили. Доктор уверил ее, что через месяц все пройдет или, по крайней мере, значительно ослабится. Но Беттину это теперь не волновало. Ради такого можно и потерпеть. У нее будет ребенок! Беттина летела домой, как на крыльях. Она бегом поднялась на мансарду и уже на самом верху в страхе подумала, что, наверно, ей не следовало так делать — вдруг это повредит ее будущему ребенку? Она ворвалась в квартиру, словно смерч, желая немедленно поделиться новостью, но Энтони дома не было.