Люди черного круга

Говард Роберт Ирвин

— Ты победила, — буркнул он. — Скажи же, скачи как дьявол!

Жасмина развернулась и направила коня вниз по левому склону, а Конан помчался вдоль гребня, пока не достиг высокого обрыва над ущельем, где шло сражение. Он спустился вниз по скалистой стене, как обезьяна, цепляясь за выступы и выемки, и наконец обрушился в свалку, которая кипела в устье ущелья. Вокруг него свистели и лязгали клинки, ржали и поднимались на дыбы кони, трепетали перья на шлемах в гуще окрашенных кровью тюрбанов.

Едва

его ноги коснулись земли, киммериец испустил боевой клич, подобный волчьему вою, схватился за украшенную золотом узду, увернулся от удара сабли и вонзил свой нож в сердце всадника. В следующий миг он уже был в седле, выкрикивая яростные приказы ошеломленным афгулам. Они некоторое время глядели на него, разинув рты, но видя опустошение, которое он производит вреди врагов, вновь принялись за дело, приняв его возвращение без разговоров. В этом адском хаосе кровопролития не было времени на вопросы и ответы.

Всадники в остроконечных шлемах и украшенных золотом кольчугах клубились в устье ущелья, размахивая саблями. Узкий проход был забит лошадьми и людьми. Воины сражались грудь в грудь, орудовали короткими клинками, пуская в ход сабли, как только появлялось место, чтобы нанести удар. Если воин падал, он больше не поднимался, затоптанный копытами лошадей. Здесь много значили мощь и грубая физическая сила, и вождь афгулов дрался за десятерых. В такие моменты людьми руководит привычка, и горцы, привыкшие видеть Конана во главе, воспрянули духом, хоть и не доверяли ему.

Но численное превосходство тоже играло свою роль. Напирающие задние ряды туранской конницы теснили передних вглубь узкого ущелья, в сверкающие зубы кривых афгульских сабель. Горцы медленно пятились, оставляя за собой горы трупов. Разя и убивая как бешеный, Конан все же успел почувствовать леденящее сомнение — сдержит ли Жасмина свое слово? Она могла встретить своих воинов, повернуть на юг и оставить Конана с его отрядом на растерзание.

Но наконец, когда, казалось, прошли века этой отчаянной схватки, в долине снаружи послышался новый звук. Он перекрыл звон стали и вопли умирающих. И вот, под звуки труб, что сотрясали скалы, пять тысяч всадников Вендии ударили по армии Секундерама.

Удар расколол отряды туранцев, разметал их, и разбросал их жалкие остатки по всей долине. В одно мгновение волна отхлынула из ущелья и рванулась обратно. Образовался хаотический водоворот сражения. Всадники разворачивались и поодиночке или группами бросались в бой. Но вот эмир упал с кшатрийской пикой в груди, и всадники в остроконечных шлемах повернули лошадей к выходу из ущелья, нахлестывая их как безумные и прорубая себе путь через лавину врагов, захлестнувшую их с тыла. В бегстве они бросились врассыпную, а победители бросились врассыпную в погоне за ними. Битва рассеялась

по всей долине. Беглецы и преследователи рассеялись по склонам близ устья долины. Оставшиеся в живых афгулы вырвались из ущелья и присоединились к погоне за врагами, приняв неожиданных союзников столь же безоговорочно, как они приняли возвращение своего изгнанного вождя.

Солнце опускалось за дальние вершины, когда Конан в изодранной одежде, в кольчуге, пропитанной кровью, с ножом, по которому стекала кровь, пересек усыпанное трупами поле сражения и оказался на гребне холма, где Жасмина Дэви восседала на лошади в окружении аристократов.

— Ты сдержала слово, Дэви, — проревел он. — Все же, клянусь Кромом, я пережил скверные минуты в этом ущелье… Берегись!!!

С неба спикировал стервятник невероятных размеров, огромными крыльями сметая всадников с седел.

Кривой и острый, как ятаган, клюв был нацелен на нежную шею Дэви. Но Конан оказался быстрее — короткая пробежка, тигриный прыжок, страшный удар окровавленного ножа, — и стервятник испустил ужасный человеческий крик, заметался в воздухе и с высоты тысячи футов рухнул вниз, на камни. Когда он падал, судорожно взмахивая крыльями, его облик изменился. Вместо громадной птицы в пропасть падал человек в черном одеянии, беспомощно раскинув руки в широких черных рукавах.

Конан повернулся к Жасмине. В руке его все еще был окровавленный нож, синие глаза горели, из многочисленных ран на его могучем теле капала кровь.

— Ты снова Дэви, — сказал он, со свирепой ухмылкой окинув взглядом расшитое золотом платье из тончайшей ткани, которое она набросила поверх одежды горской девушки. Он не испытывал благоговения перед толпой знати, окружавшей Жасмину. — Я должен поблагодарить тебя за жизни трех с половиной сотен моих негодяев, которые наконец-то убедились, что я их не предавал. Ты вернула мне власть, и я снова могу строить планы завоеваний.

— Я все еще должна тебе выкуп, — сказала Дэви, и ее темные глаза при взгляде на него засияли. — Я дам тебе десять тысяч золотых монет…

Конан отмахнулся резким нетерпеливым жестом, стряхнул с ножа кровь и отправил оружие в ножны, а руки вытер о кольчугу.

— Я сам соберу, что мне причитается, и сделаю это по-своему, — сказал он. — Я получу выкуп в твоем дворце в Айодии, и со мной придут пятьдесят тысяч воинов, чтобы убедиться, что весы точные.

Дэви рассмеялась и натянула поводья.

— А я встречу тебя на берегу Юмды с сотней тысяч войска!

Его глаза засверкали свирепым восхищением и пониманием. Отступив на шаг, Конан воздел руку жестом, который был одновременно признанием ее королевского достоинства, и указанием, что путь перед ней свободен.