Люди долга и отваги. Книга первая
Шрифт:
Георгий вздрогнул. Он пристально посмотрел на любопытного брата и в глубине его темных зрачков уловил твердую потаенную мысль. Он ждал ответа.
Видимо, неожиданный вопрос Филиппа встревожил Георгия, глубоко задел за живое. Он редко вспоминал прошлое. А когда в памяти восстанавливалось былое, сердце охватывала тревога. То вдруг вспыхивало в памяти пережитое на дорогах войны, то будто ножом полоснет в самое сердце письмо фронтового друга, или перед взором заполыхают зарницы, опалявшие поля сражений, где ты пролил кровь…
«Как рассказать тебе, братишка, о памяти, которая будит по ночам, выводит
— Да, Филипп, стреляли… Едри их корень!..
И тут Филипп понял, насколько же отвратительно это страшное слово — война, если даже его исключительно скромный и сдержанный всегда и во всем брат не смог подобрать к нему более подходящего слова.
— Вот, видишь, дыра… от вражеской пули, — говорит Георгий Филиппу, показывая ему пробоину в верхней части старого солдатского котелка. — Железо, как видишь, не выдержало, а мы выстояли… Ну идем, мать небось заждалась. Время ужинать…
Когда Филипп пластом свалился на койку, Георгий с восхищением сказал матери:
— Ну, мать, братика ты вырастила! С характером. От своего не отступит. Жаль, отец не дожил, порадовался бы…
Кому из нас не хотелось поскорей стать взрослым? Помню, торопили время. Куда-то спешили. Не терпелось: «Скорее бы закончить седьмой класс. Скорее бы получить паспорт, взять свидетельство об образовании, и айда…»
Спешил и Филипп Каретин.
Кем быть?… В сущности такого вопроса для него не существовало. С детства любил читать детективные романы, книги о пограничниках, о работе милиции. Собирал все, что было связано с этой профессией. В его коллекции были погоны, пуговицы от кителя и милицейский свисток. Но еще маленьким он решил стать конюхом, чтобы потом попроситься служить в кавалерию. Лошади ему по-прежнему снились по ночам. Все свободное время он проводил на колхозной конюшне.
Трудно было большой семье Каретиных в первые послевоенные годы, и Филипп, окончив начальную школу, стал работать почтальоном, чтобы хоть чем-нибудь помочь семье. Дома все делал по хозяйству, а вечерами садился за стол с младшей сестрой Ниной и помогал ей делать уроки.
Быть военным Филипп не мечтал, но к службе в армии готовился. У него, мальчишки довоенного времени, с войной было связано многое. Он еще хорошо сам помнил войну и ее жестокости.
Подрастал, мужал и набирался сил сын хлебороба. Наконец пришло и его время надеть на свои плечи солдатскую гимнастерку. И снова вспомнились слова отца, когда он говорил:
«Я горд, что был солдатом, что вместе со всеми советскими людьми защищал Родину…
Утром 20 октября 1959 года Каретин приехал в Ржевский горотдел милиции за получением паспорта, но прежде решил зайти в райком комсомола и встать на комсомольский учет. Разговор там с ним был долгим и обстоятельным, а в заключение секретарь сказала:
— Теперь думай, Филипп, ты ведь солдат, а служба в милиции та же передовая, только невидимого фронта. Милиционер — это профессия. Работа, требующая особых, деловых качеств. Так что вам есть над чем подумать.
Это Каретин
Филипп отличался от многих своих сверстников особой целеустремленностью, цепкой хваткой. В какую бы он обстановку не попадал, с какими бы людьми не встречался, ко всему подходил со своей, особой, присущей только ему меркой. Он никогда не удовлетворялся беглым знакомством с человеком. Он мог терпеливо выслушать несколько собеседников, чтобы сделать один и правильный вывод. Это у него с армии.
Служба в армии и в милиции — между ними для Каретина — это миг между прошлым и будущим. Это перекресток дорог, на котором он оказался и за которым снова — путь. И все же нелегко было сразу решиться. Требовалось время подумать, посоветоваться с женой и ее родителями, с друзьями.
От жены и ее родителей о разговоре в райкоме комсомола он не скрывал. Все предоставил на их суд и совесть. Он заранее знал: работа в милиции не мед. Умолчал только об одном разговоре со старым работником, знакомым старшиной милиции.
— Приходи, — сказал он, — без работы не будешь, рано на службу уйдешь и поздно прибудешь. Одним словом, работы и заботы прибавится, зарплата — убавится.
Филипп жену заранее предупредил:
— Если решусь, легкой жизни не жди…
А через несколько дней Каретин снова пришел в райком комсомола. В кабинете его встретила все та же молоденькая девушка-секретарь. Теперь, обращаясь уже как к старому знакомому, глядя на его огромный рост, сказала:
— А эта работа вам подойдет. Вы такой сильный!..
— Ну, если так, тогда согласен, — улыбаясь, ответил он.
Тут же Филиппу Каретину была вручена комсомольская путевка на работу в милицию.
Седьмое ноября 1959 года для Каретина было особенно торжественным. В тот день он давал клятву: на верность народу.
Когда назвали его фамилию, разрубая четким шагом воздух, он вышел из строя, из рук начальника отдела майора Зорина принял текст присяги и, повернувшись лицом к строю, стал читать:
«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, поступая на службу в органы внутренних дел, принимаю присягу и торжественно клянусь до конца оставаться преданным своему народу, социалистической Родине, быть честным, мужественным, дисциплинированным, бдительным работником, образцово нести службу, строго соблюдать социалистическую законность, хранить государственную и служебную тайну…»
Сухие, строгие слова. Тем, кому довелось знакомиться с ними, чеканными уставными фразами, хорошо понятно взволнованное чувство приподнятости над чередой серых будней, бесконечных житейских проблем, мелочных неурядиц. Разве не кажется в такие минуты, что ты готов преодолеть непреодолимое? И разве только кажется? Ведь ты поступаешь согласно своим убеждениям, когда произносишь простые, но полные глубокого смысла слова:
«Я клянусь добросовестно выполнять все возложенные на меня обязанности, требования уставов и приказов, не щадить своих сил, а в случае необходимости и самой жизни при охране общественного и государственного строя, социалистической собственности, личности и прав граждан и социалистического правопорядка…»