Люди долга и отваги. Книга первая
Шрифт:
Фашистам, пленившим его, раненного, обессилевшего физически, не удалось добиться сведений о местонахождении партизан, о связях и явках. Жестокие пытки не заставили его выдать товарищей, раскрыть тайну, пренебречь долгом коммуниста. Каратели видели, кто попал им в руки. Но моральный дух Солнцева не был сломлен, он не сказал им ничего.
Еще почти месяц действовали на Рузской земле партизаны и подпольщики, но ни одного их адреса фашисты так и не узнали.
А 20 января 1942 года газета 5-й армии генерала Говорова опубликовала два материала. Оба — о героизме советских патриотов.
Первый
«У каждого из нас в душе поднялся яростный гнев… — говорилось в акте. — Они — эти бандиты, жаждущие народной крови, — своими зверствами думают нас запугать. Советский народ этим не запугаешь. На зверства фашистов мы ответим народной местью. Кровь за кровь, смерть за смерть!»
И рядом на газетной полосе — вторая публикация, озаглавленная «В освобожденном Дорохове». Автор младший лейтенант А. Сысоев писал:
«О партизанах из уст в уста передаются восторженные рассказы. По всей округе гремит слава о бесстрашной партизанке, имя которой еще не установлено. 18-летняя комсомолка подожгла в деревне Петрищево три дома, в которых жили немецкие офицеры. Ее схватили, пытали. Но ни слова не проронила она…»
Это было одно из первых печатных сообщений о Зое Космодемьянской. Так, посмертно, встретились герои Московской битвы.
Сергей Солнцев любил людей. Те, кто знал его еще по родному Раменскому, по шестому корпусу фабричного двора, и сегодня вспоминают, какой зажигательный он был баянист, как нравилось ему увлечь людей хорошей песней. В Раменском краеведческом музее хранятся немногие личные вещи героя. Сюда привезли и чемодан, оставленный им перед гибелью у надежных людей.
В чемодане он носил томик сочинений В. И. Ленина. Эту книгу Сергей Солнцев оставил как духовное наследство сыну и внукам. И еще — счастье быть свободными, за которое отдал жизнь.
Владимир Киселев
С ПОЛЯ БОЯ НЕ ВЕРНУЛСЯ
Изучая документы, подшивки газет военных лет, беседуя с товарищами, знавшими будущего Героя Советского Союза Дмитрия Шурпенко, все время ловишь себя на мысли, что ищешь чего-то необычного в биографии героя. Но ничего броского, героического сразу не находишь в Шурпенко, в его личности. Родился он в 1915 году в Шумячах на смоленской земле. В неурожайный, год родители из Шумячей подались на Азовское море в Таганрог. В 1937 году Дмитрий был призван на службу в Красную Армию. Служил хорошо, был отмечен благодарностями. Перед самым увольнением из армии Дмитрию Васильевичу предложили пойти на работу в 9-е отделение
В 1941 году, как и многих его товарищей, Шурпенко не призвали в Красную Армию. Это потом, позже из московской милиции уйдут в действующую армию более десяти тысяч человек — большая часть личного состава, а пока, как им сказали, что они очень нужны столице, которая скоро стала прифронтовым городом. И милиции вместе с зенитчиками, летчиками, бойцами местной противовоздушной обороны поручалось укрыть москвичей от налетов вражеской авиации. А главное — обеспечить в городе революционный порядок.
И когда, разорвав тишину летней ночи, загрохотали зенитки, отражая вражеские самолеты, милиционеры находились на постах, отводили людей в бомбоубежища, укрывали транспорт, охраняли склады и магазины, поднимались на крыши бороться с зажигательными бомбами, пожарами…
По сигналу воздушной тревоги Шурпенко с замполитом отделения Николаевым выскочили на улицу и побежали к зданию, над которым стояло жирное облако черной пыли и дыма от разорвавшейся бомбы. Сотрудники спешили на помощь попавшим в беду.
Наступал рассвет, и в свете дня разрушения особенно казались страшными, тягостными. Отбиваясь от фашистских самолетов, батареи не прекращали стрельбы. Судя по ее усилению, не трудно было предположить, что к городу прорвалась новая волна бомбардировщиков. Разрывы зенитных снарядов высоко в небе оставляли темные облачка, нащупывая воздушных бандитов. Один из них успел сбросить бомбу, и она, пока еще невидимая в высоте, с душераздирающим воем неслась к земле. Николаев услышал ее первым и дернул Шурпенко за рукав, потащил его под арку кирпичного дома. До укрытия оставалось совсем мало, когда громыхнул близкий взрыв. Взрывная волна сорвала с Николаева фуражку, ее забросило на дерево. На ветвях липы она качалась темным пятном. Шурпенко досталось от взрыва еще больше: его швырнуло на стену дома головой. Когда Шурпенко пришел в себя, из разбитого рта показалась кровь. Увидев склоненного над собой замполита, кривясь от боли, проговорил:
— Кажется, здорово мне попало…
— Может, в больницу?
— Побаливает, но идемте, — заторопился Шурпенко. — Нас ждут там люди.
Николаев помог подняться. Они опять пошли вместе, тяжело ступая по тротуару к разрушенному зданию.
Зенитки перестали стрелять. По соседней улице прозвенели колокола пожарных машин. Мимо них к школе проехала санитарная машина, там, наверное, пострадали дети. Заговорили громкоговорители, голосисто извещая об отбое.
— Граждане! — доносилось с площади. — Массированный налет фашистской авиации на Москву отражен. Опасность миновала! Опасность миновала! — повторил репродуктор и умолк.
— Отбили, — обрадовался Шурпенко. Зенитчики отразили налет, милиционеры вместе с бойцами МПВО спасают людей. Разве этого мало, чтобы почувствовать себя солдатом.
Когда они подошли к спасателям, толпившимся у завала, у Шурпенко еще побаливала голова, саднило руку. Однако на повторное предложение идти в больницу он наотрез отказался.
— Как там, живы? — спросил Шурпенко у пожилой женщины в комбинезоне и показал на разрушенное фашистами здание.
— Раз зовут, значит, живы.