Люди долга и отваги. Книга вторая
Шрифт:
Предъявила командировочные документы, пропуск в погранзону, паспорт. Она подозвала меня к лампе. Внимательно осмотрела документы.
— Все правильно. Но только не знаю, что с вами делать? Мне надо в милицию идти. Протокол подписать. Документ этого гада, хоть порванный, сдать. А знаете, как он попался? По документу липовому я поняла, кто он. Идемте. Еще и выручку на хранение в милицию надо сдать. Хоть небольшая, но деньги.
— А вас, девушка, как зовут?
— Надя Душкина, эвакуированная. Живу в общежитии. Пригласить ночевать к нам не могу: сплю на узенькой койке вместе с другой кассиршей…
Линейный пункт милиции был почти рядом с вокзалом. Небольшая комната была разгорожена на две части. За барьером около двух телефонов сидел молодой сотрудник с красными от бессонных ночей глазами. В открытой кобуре торчал пистолет. Во второй половине комнаты на длинной лавке сидело несколько задержанных. Один громко храпел. Рядом сидел заросший щетиной грязный субъект, клянчил отпустить. Поодаль восседала спекулянтка с двумя мешками. Терла платком глаза, которые «не хотели» плакать. За дощатой стенкой-перегородкой комнаты заплакал ребенок. Надя пододвинула мне стул и села рядом на табуретку.
— Самого будешь ждать? — спросил ее милиционер.
— Да.
Прошло с полчаса. Усталой походкой вошел майор. Дежурный быстро вскочил и вытянулся. Тот махнул ему рукой, вошел за барьер и уселся рядом на табуретку.
— Наконец укротили негодяя! — обращаясь к Наде, сказал майор. — Ну и матерый экземпляр — пришлось наручники надеть.
— А вы-то, — повернулся он ко мне, — чуть под пулю не угодили. Мы его заметили еще на перроне — подозрительным показался. Тихо подошли, встали за дверью… Наблюдали. Хотели схватить его с двух сторон, когда Надежда закричала. А вы тут его чемоданчиком треснули… Да, не таким «оружием» его бить надо!
— Она его задержала! — вступилась за меня Надя. Оба милиционера хмыкнули.
— Позвольте вам заметить, товарищ майор, — заявила я решительно, — ваш оперативный план был построен не совсем точно. Вы не предвидели случайностей.
— Как это? Откуда вы знаете? — изумились они оба.
— От вас же, с ваших же слов, товарищ майор! Ведь вы очутились с преступником вплотную?
— Безусловно. Планировали его схватить. Теперь хмыкнула я.
— Да он ведь в руке держал пистолет. Он мгновенно уложил бы одного из вас, терять ему нечего было. А так ему пришлось отстреливаться на ходу, не целясь.
Начальник с интересом глядел на меня.
— Ну что ж, могло и так случиться, — сказал он просто.
Майор занялся оформлением протокола.
Надя подала порванный листок.
— Молодец, дочка! Умница! Глаз зоркий у каждого теперь должен быть!
Потом Душкина достала запломбированный инкассаторский, очень тощий, мешок с деньгами. Они опять составляли уже другого рода акт; один принял — расписался в приеме, другая сдала — расписалась в сдаче.
Майор спрятал деньги в сейф.
— Вот вы знаете мою должность, звание, — обратился ко мне майор. — Могу представиться — Василий Ефремович Ефремов. Вижу, вы наш человек. Но все-таки хотелось бы знать, кто вы конкретно и с чем ко мне пожаловали? Видел, сошли с алма-атинского.
— Софья Александровна Ковалева. Ревизор Госбанка. Документы проверила — все правильно, —
Я достала предписание из республиканской милиции, вручила его майору Ефремову.
— Так вам надо в Госбанк? Но это далековато, в темноте идти. Тротуаров у нас нет. Пойдемте лучше в комнату ко мне, к моей старухе — чайком напоит. Хоть в тесноте, да не в обиде! А утречком — в Госбанк. Будете ревизовать. А ночью никто вас туда и не впустит.
— Собственно, ревизовать отделение я не собираюсь. Мне надо в Матвеевку ехать, а здешнего управляющего хочу просить помочь мне туда добраться.
— Зачем огород городить! Мы и без управляющего обойдемся. Согласна поехать на грузовой машине, которые вывозят из глубинки зерно?
— Конечно, товарищ Ефремов.
— Тогда вот что: уже светает, отправимся к уполномоченному НКВД по делам перевозки зерна. Там договоримся. Ровно в шесть машины отправляются в Матвеевку!
— Пойду в общежитие. Что-то устала. До свидания, Софья Александровна! — сказала Надя.
Я быстро вырвала из блокнота листочек, написала свой алма-атинский адрес, телефон:
— Надюша! Будешь в Алма-Ате — обязательно заходи. Можешь у меня погостить. Всегда будь такая решительная и мужественная!
Мы тепло распрощались. Надя кивнула на ходу молодому дежурному и слегка покраснела.
— Что, хороша наша Надюша? Всегда собранна, подтянута — настоящая комсомолка, — сказал Ефремов. — Пойдемте на минуту зайдем в мою обитель.
В маленькой комнатушке-клетушке, рядом с дежуркой, весь пол был устлан матрацами. На них спали укрытые простынями дети и взрослые. В углу сидела молодая женщина и кормила грудью ребенка. Вот его-то плач и был слышен у дежурного за перегородкой.
— Тут вся моя семья. Дочери, взрослые и малые, сыновья-подростки, внучата и двое зятьев — раненых матросов.
Встав из-за стола и осторожно перешагивая через спящих, к нам подошла женщина.
— Познакомьтесь — моя жена, Мария Ивановна. А это товарищ Ковалева из Алма-Аты, Софья Александровна.
Видя мой изумленный взгляд, скользнувший по спящим, Мария Ивановна пояснила:
— Думаете, нам плохо так жить? Нет. Мы все эвакуированные, кроме зятьев, приехавших к нам с фронта, на поправку. Скоро они опять улетят сражаться. Вот когда приходилось быть под бомбежкой и скитаться по вокзалам под открытым небом, сидеть на вещах на площади в Ташкенте, мокнуть и замерзать — тогда было очень плохо. А сейчас мы все вместе, и это большое счастье. Никто в дороге не погиб. Крыша над головой, сухое помещение. Только за самого сердце болит, когда едет на операцию или когда слышишь выстрелы на станции, как сегодня…
— Мы, Мария Ивановна, — сказал Ефремов жене, — пойдем сейчас в отдел НКВД. Товарищу Ковалевой надо ехать в Матвеевку.
— А где же вы спите, отдыхаете, Василий Ефремович?
— Взгляните направо наверх, там мое отличное «купе».
Вдоль стены, вверху, были сооружены довольно широкие нары. Я не удержалась, с жалостью посмотрела на него, на спящих детей.
— Не сочувствуйте, Софья Александровна: война! И хорошо, что в пути никто не умер, не заболел. Пойдемте.
Попрощавшись с хозяйкой, я поспешила за Ефремовым.