Люди Домино
Шрифт:
— Что? — переспросил я.
— Ну есть у нее, скажем, приятель? Кто-нибудь особенный в ее жизни?
Я в ответ оторопело:
— Понятия не имею.
— Гммм. Любопытно. — Похоже, он смаковал какой-то образ, возникший в его воображении, и наконец воскликнул: — Она идеальна, мистер Ламб. Эта девушка была просто идеальна!
— Что вы имеете в виду?
Мне пришло в голову, что это какая-то офисная шутка и, может быть, меня ради чьей-то забавы на один день выдали в руки сумасшедшего. Я украдкой огляделся — нет ли где скрытой камеры.
Джаспер резко остановился.
—
Я, ошарашенный, поднял голову.
— Но это же «Глаз».
— Заходите.
Десятки туристов томились в очереди, которая продвигалась вперед черепашьим шагом. Джаспер прошел мимо них в первый ряд, и самое удивительное было то, что никто, казалось, и не возражал, почти как если бы нас вообще не заметили. Я обратил внимание, что, несмотря на всю свою браваду и самодовольство, Джаспер, казалось, внимательно оглядывал каждого из них, словно искал кого-то знакомого. Я заметил, что он не раз оглянулся и нервно осмотрел очередь за нами.
— Вы кого-то ищете? — спросил я.
— Врага, мистер Ламб. Враг не дремлет.
— Враг? — переспросил я, все больше убеждаясь в том, что это обернется каким-нибудь изощренным розыгрышем.
Мы добрались до начала очереди, прошли мимо билетера, который нам и слова не сказал, и остановились перед открытой кабиной, наполненной группой японских туристов. Все они ощетинились путеводителями и камерами, совершенно не замечая нас двоих.
Джаспер показал мне на кабину.
— После вас.
Туристы нас не замечали.
— Но тут народа битком.
— Доверьтесь мне.
Я не шелохнулся.
— Мистер Ламб, то, что вы должны сейчас увидеть, более чем совершенно секретно. Если вы только словом обмолвитесь о том, что увидите сегодня, против вас будут приведены в действие самые крайние меры. Вам это ясно?
Я кивнул, чувствуя легкое головокружение, словно это был сон и я знал, что мои поступки не окажут никакого воздействия на реальный мир.
— Ну так идите же тогда.
— Не могу. Кабина переполнена.
Джаспер, казалось, потерял терпение.
— Да идите же.
Он подтолкнул меня, и я вошел в кабину. К моему удивлению, я прошел сквозь толпу туристов так, словно они были не более чем туманом — болотные огоньки, вцепившиеся в сувениры, цифровые камеры и ламинированные карты города.
Джаспер ловко вошел следом за мной.
— Дым и зеркала… — пробормотал он тоном, каким говорят, пытаясь успокоить ребенка, разбуженного ночью кошмаром.
Внутри кабины было темнее и просторнее, чем я предполагал. Словно во сне я услышал, как с пневматическим шипением закрылась дверь, а затем кабина начала ровно подниматься. Внутри стоял запах, который показался мне смутно знакомым и вызывал ассоциации со штукатуркой и бородавками. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить. Это была хлорка — запах общественного бассейна.
Вид на Лондон нам затеняло нечто, похожее на емкость с водой, которая занимала почти половину кабины, словно мы по ошибке зашли в аквариум. Через воду мы различали лондонские достопримечательности — преломление перекорежило их, сделало необычными: собор Святого Петра вытянулся до неприличия, палаты Парламента сверкали и казались
25
Торговый и деловой центр в восточной части Лондона.
Но еще большее беспокойство у меня вызвало то, что плавало в емкости. Это был мужчина, очень дряхлый, с морщинистой отвисшей кожей со старческими пигментными пятнами. Он был обнажен, если не считать выцветших оранжевых плавок, и, казалось, плавал под водой; его древнее тело, подсвеченное снизу солнцем, купалось в ореоле желтого света.
Как это он дышит под водой, спрашивал я себя, но в конце концов отмел мысль о том, что он жив, как явно абсурдную.
Потом, хотя я и понимал, что это совершенно невозможно, старик заговорил. Губы его двигались под водой, но слышал я его совершенно отчетливо, как если бы он стоял рядом. Голос у него был низкий, скрипучий, печальный, говорил он со странными модуляциями.
— Добро пожаловать, Генри Ламб! — сказал он с такой теплотой, словно знал меня давным-давно. — Меня зовут Дедлок. Это Директорат. Вы только что были мобилизованы.
6
— Мы в Директорате не имеем дел с добровольцами. — Человек, назвавшийся Дедлоком, раскачиваясь в воде, улыбался мне с вызывающей бодростью, не отвечающей его возрасту. — Теперь вы — один из нас.
Я открыл рот, собираясь что-нибудь сказать, но в голову не приходило ни единого слова. Вместо этого я смотрел на торс старика, зачарованный рядами складок на его коже, этими клапанами плоти, которая подрагивала и пульсировала, словно жила независимой жизнью.
Жабры?
Нет, не может быть, чтобы у этого человека были жабры.
Дедлок сверлил меня свирепым взглядом.
— Мы в разгаре войны. И боюсь, мы ее проигрываем.
Несколько минут во рту у меня была такая сушь, что я и слова не мог сказать. Но вот наконец мне удалось выжать из себя:
— Война? А кто воюет-то?
Старик изо всех сил шарахнул кулаком по стенке аквариума. Мы с Джаспером отпрянули в сторону, а я подумал: что сталось бы с Дедлоком, если бы стекло треснуло и вода вылилась, — начал бы он биться и трепыхаться, как выброшенная на берег рыба?
— На протяжении шести поколений в этой стране идет тайная гражданская война. Эта организация — единственное, что стоит между народом Британии и его забвением.
Я пребывал в полном недоумении.
— Я не понимаю.
— В понимании нет необходимости. С этого момента вы просто должны выполнять приказания. Вам ясно?
Смутно вспоминаю, что я кивнул.
— Вы не должны никому говорить о том, что видели здесь. Об истинных целях Директората знают всего около двух десятков человек.