Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя
Шрифт:
— Мне оно хорошо знакомо, Иван. Продолжай, — я подал ему воды с растворённым в ней анальгетиком. Некоторое время слышалось лишь торопливое захлёбывающееся бульканье. Затем он сбивчиво заговорил вновь:
— Да, Босс… Спасибо, Босс… Вы не поверите, — я даже не помню, скольких из них я убил. Много. Очень. Я не убивал столько даже в Чечне. Но видит Бог, я не тронул ни женщину, ни старика, ни ребёнка…. Мне не в чем каяться и не о чем просить Бога. Если я сдохну, я сдохну с чувством удовлетворения, Босс. Я отработал всех своих. Сполна.
— Иван,
— Спасибо, Босс… спасибо… Теперь там почти не осталось никого, кто был бы мне или вам опасен. И почти не осталось оружия. То, что я им устроил, усилило их тягу к смерти, Босс. У них нет ни еды, ни всего другого. А тут ещё и я их достал конкретно. Они теперь молятся о том, чтобы скорее отмучиться. И действительно, — мрут они, как мухи. Жаль, что у меня не было Ваших гранат, Босс… Я прибрался бы там куда тщательнее!
Снова отпив из кружки и тяжко, с глотанием, переведя дух, Иван обессилено откинулся на подушки.
— Я не прошу ни о чём. И ни о чём не жалею. Я уйду, как только смогу, если Вы прикажете. Если Вы позволите мне вообще даже долечиться. Но я уже не боюсь умереть. Только дадите с десяток патронов, чтобы умереть не под кустом. Я пришёл к вам даже не затем, чтобы вы потчевали и утешали меня. Прежде, чем отдать концы, я шёл отдать Вам, Босс, дань уважения и благодарности…за всё, что Вы успели для меня сделать. Ведь именно я виновен в том, что уговорил Вас на ту безумную резню…
Слушаю его внимательно и стараюсь не перебивать. Действительно, ему никто не гарантирует, что он выживет при таком его состоянии. В любой момент может начаться гангрена или сепсис.
Поэтому ему просто необходимо выговориться, а мне следует просто выслушать человека. Умирать, облегчив душу, не страшно. И не принято не выслушать.
— Босс, я шёл сказать Вам, что протоки перемерзают потихоньку. Что видел тогда вашу лодку. И что не далее, как позавчера, я сам смотрел, как псы предприняли попытку перебраться по льду на эту сторону. Но лёд был ещё слишком тонок. Они проваливались. Самых отчаянных двух я пристрелил. Но мне сдаётся, что не сегодня — завтра твари будут здесь… Это главное, Босс, зачем я смог — таки дойти сюда. Теперь мне больше нечего желать и ждать. Я не зову Смерть, Босс…но уже и не откажусь пройтись с ней, коли придётся, по прежним цветущим садам…
Он умолк. Известия подобного рода я ждал. Но тем не менее оно почти стало для меня обухом, попробовавшим мою голову на прочность.
Трудно смириться с тем, что пришло то, чего ты опасался и что, как ты втайне надеялся, вдруг да пройдёт мимо.
Самое бы время напиться, да заснуть мертвецким сном. А наутро бы, встав с больной башкой, обнаружить, что всё это — просто дурной сон. И прошлёпать под впечатлением к холодильнику с пивом. Взять бутылку да треснуть её всю, из горла, да одним махом!
Но нет. Нет ни сна, ни волшебника, который взмахом какой-то
Прикуриваю очередную сигарету и подаю её Ивану в обмотанную культю. Пока мы говорили, в подсобку, приспособленную на время под палату, по моему распоряжению, никто не заглядывал. Иван, погружённый в собственные мысли, неловко курит.
Я стучу в дверь. На пороге моментально возникает Ольга.
— Всем во двор. Скажи Шуру, пусть готовят щиты и пики. Из оружейной — патроны, остальное. Мужики знают. Псы на свободе.
Ольга испуганно зажимает рот рукой и вылетает из комнаты.
Решительно и бодро встаю, насколько это позволяют затрещавшие суставы и уставшие от трудов и переменчивой погодки мышцы. Пусть Иван уже и не вписывается даже в эти, пока ещё не окончательно деформированные и извращённые, моральные устои старого мира, я не стану ему судьёй.
Человеку всегда нужно дать шанс выправить то, что он в себе сдуру или по случаю согнул.
— Иван! — остановившись уже перед самой дверью, я смотрю не на него, а перед собой, на дверную ручку, которую готов нажать. Но я чувствую напряжение его колючих глаз… И сокрытое в них уверенное спокойствие того, кто готов ко всему, ибо сам ждал этого…
— Да, Босс?
— Если ты не поправишься через две недели, я лично спущусь тебя пристрелить. Мне нужны здесь бойцы, а не клуб инвалидов по интересам. Поправляйся уж лучше.
— Стараюсь, Босс…
Выходя, спиной чувствую, как блаженно и облегчённо он улыбается воображаемому небу, заменённому в подвале беленым потолком. В этом мире прощение человека, к сожалению, пока ещё важнее последнего покаяния пред Богом…
Поднимаюсь. Суматохи нигде среди моих нет. Хм, — разделка свежего мяса на этом же дворе вызывала и то значительно большую бурю эмоций…
Однако до всех просто ещё не дошёл весь смысл сказанного. Пройдёт около получаса, наверняка, — прежде чем в процессе обсуждения новости вспыхнет подобие страха. Нет, не страха. Опасений и брезгливости. Отвращения и омерзения. Мы не трусы, но любому хотелось бы сохранить свои тела для погребения в неразорванном виде. И желательно с целой глоткой.
Как говорится, — «а коль придётся в землю лечь»? Да уж, — это только раз, но чтоб не по запчастям! Иначе протестую! Кому ж понравиться быть сожранным мерзким животным с гадкой вонючей пастью?! Брр! Не по-христиански это как-то…
Во двор выскакивает наш молодняк, чистивший внутренний питьевой колодец. Если бы не эта мера предосторожности, принятая мною ещё при самом начале строительства, от жажды или болезней мы перемёрли б в первые же дни. Время от времени мы ревизируем его, и в любое время мы надёжно обеспечены необходимым минимумом питьевой воды.