Люди из Претории

Нгвено Хилари

Ночной редактор пропустил колкость мимо ушей.

— Вот проклятая газетенка! — сказал Проныра, когда они с Лорой устроились за столиком в ресторане «У нас без шика». — Всем начхать на такое сенсационное дело.

— Ты, Проныра, свихнешься на сенсациях. — В ее голосе он уловил горечь. — И меня ты послал кружить по всему городу в поисках Шэйна тоже ради своей сенсационной статьи. А на людей тебе наплевать.

— Ну знаешь ли, это моя работа. С годами учишься не принимать события близко к сердцу.

— Что

значит «не принимать события близко к сердцу»? Шэйна ранили. Я понятия не имею, где он… может, его и в живых уже нет, а ты говоришь «не принимай близко к сердцу»! Что я, по-твоему, бревно бесчувственное?

— Одно пойми. Все, что я делаю, не может повредить ни тебе, ни Шэйну. На это я не способен.

— Но признай, Проныра, будь честным — ведь, кроме будущей статьи, для тебя сейчас ничто значения не имеет.

Прежде чем ответить, Проныра помолчал.

— Лора, я журналист. Это моя профессия. Новости — главнее всего, или люди — главнее всего, но не просто люди, а мои читатели. О них я и пекусь. Ничего не могу поделать с собой, Лора, такая уж работа.

— Подобная точка зрения на журналистику мне претит, — в сердцах сказала Лора.

Проныра и Лора спорили о назначении и роли журналистики и раньше, причем споры обычно сводились к одному: отдавать приоритет материалам или людям? Она всегда предпочитала людей. Однажды она сказала: «Это единственно достойный взгляд». У него сомнений тоже не существовало: главное — события, факты.

— Лора, у нас в руках грандиозный сюжет, — заявил он, когда они заказали ужин. — Шэйна ранили, но есть основания полагать, что сначала он убил ученого-беглеца. Стрелял в Шэйна, вероятно, один из агентов, охранявших ученого.

— Откуда тебе известно, что ученый убит?

— Только что полиция отвезла его тело из «Хилтона» в городской морг.

— Так поздно?

— Да, так поздно. Я проводил их до дверей морга. Невероятная история, Лора. Беглец, спасающийся от белого расистского режима, вверяет свою жизнь кенийским органам безопасности, а на следующий день южноафриканский агент убивает его у них под носом.

— Шэйн не агент! — взвилась Лора.

— Откуда ты знаешь?

— Просто догадка, как бы ты сказал, — отрезала Лора тоном, не терпящим возражений.

— Я-то стараюсь следовать логике. Допустим только, что Шэйн южноафриканский агент. Ты понимаешь, что это значит? Это значит, не успел беглец связаться с нашими людьми, чтобы получить разрешение на проезд, как южноафриканская разведка узнала об этом. Она узнала, каким рейсом он прилетит в Найроби, вошла в контакт с Шэйном и передала ему инструкции. Значит, вся кенийская разведка нашпигована южноафриканцами. Если наши могли провалить такое простое дело, на что они вообще способны?

— Повторяю тебе: Шэйн не агент, — твердила Лора. — Если южноафриканцы знали рейс, которым летел тот парень, почему они не посадили одного из своих в самолет, чтобы прикончить беглеца? К чему затевать

стрельбу в отеле, в центре города, на глазах у толпы кенийских агентов? В этом нет ни капли смысла, и ты это знаешь.

— Как же ты объяснишь тогда, почему Шэйн убил ученого?

— Как мне кажется, ученого-беглеца вообще не существует. Мне приходится верить тебе на слово, но у тебя нет ни единого доказательства.

— В таком случае можешь считать, что Шэйн не был ранен в «Хилтоне» и полиция не увозила его в «скорой». Здесь тебе ведь тоже приходится верить на слово.

— Да, пожалуй, — согласилась она. — О боже! Куда он подевался? Я была у него, но никого не застала, а обычно он во второй половине дня сидит дома.

— Поискала бы в клубе «Холлиан», раз мне не веришь, — сказал Проныра. — Может, он заходил туда.

Подали ужин, и некоторое время они ели молча. Лора жевала вяло, без аппетита.

— Что ты теперь затеваешь, Проныра? — спросила она наконец.

— Я затеваю? Ты о чем?

— Завтра ты напишешь статью. Что ты намерен в ней сказать?

— Статья, как я надеюсь, будет предельно откровенной…

— Нет, Проныра, не то. Я хотела знать, что ты напишешь о Шэйне.

— Дойдет до него дело, тогда решу. Мне осталось еще заколотить один гвоздик, прежде чем статья будет готова. Потом решу, что делать.

— Проныра, поверь мне, пожалуйста, — умоляюще произнесла она. — Шэйн не южноафриканский агент.

Он взглянул на нее и улыбнулся:

— Ты ничего не ешь, Лора. Твой ужин остынет.

7

На следующее утро, в семь сорок пять, Проныра был уже в редакции и первым делом заглянул к фотографам.

— Где этот индийский олух? — спросил он, входя в лабораторию.

— К вашим услугам, эфенди, — приветствовал его Мухаммед Якуб, сгибаясь до земли в шутовском поклоне.

— Нужен фотоаппарат, — сказал Проныра.

— Фотограф, наверное?

— Нет, фотоаппарат.

— Мой черный друг, ты ведь его в руках никогда не держал!

— Ну и что? Давай быстрее, времени нет!

Мухаммед открыл стальной сейф и вытащил оттуда «никон».

— Нет, не такую махину, — замахал руками Проныра. — Что-нибудь поменьше.

— Что тебе поручили? — спросил Мухаммед Якуб, доставая миниатюрную «ясику».

— Придет время — узнаешь, — сказал Проныра, хватая камеру. — Заряжена?

— На боевом взводе. Снимать будешь на улице или в помещении?

— В помещении.

— Тогда прихвати вспышку.

Проныра установил на камеру лампочку и щелкнул затвором:

— Порядок!

— Чтоб кадры в фокусе были. Брака не прощу.

— Я и сам себе не прощу, — сказал Проныра, направляясь к двери.

В городском морге служитель твердил, что получил строгий приказ никого не пускать в помещение до прихода патологоанатома.

— Ну-ну, — развел руками Проныра. — Я зашел только сказать тебе, вчера ты ошибся.