Люди как люди
Шрифт:
— Но я же легкоатлет, — сказала она. — За легкоатлетов мы ручались. А за пловцов очень трудно ручаться. Вы меня понимаете?
Я пока не понимал, но на всякий случай внушительно кивнул.
— Но поймите меня правильно! — воскликнула она вдруг с дрожью в голосе. — Я первый раз была на таких крупных отборочных соревнованиях. Этого со мной больше никогда не повторится.
Я кивал как болванчик, надеясь, что она проговорится.
— А теперь получилось, что из-за моего поведения илигийцам придется отказаться от участия в галактических соревнованиях. Поверьте, только я одна виновата. Снимите меня. Накажите меня. Но не наказывайте целую
— Знаете что, — сказал я задумчиво. — Расскажите мне все по порядку. Одно дело — изучать документы, другое — выслушивать показания сторон. Только ничего не скрывайте.
Маша глубоко вздохнула, словно собиралась нырнуть в воду, чем напомнила мне мой собственный неразумный поступок.
— Значит, после того, как я стала чемпионкой Илиги в беге на двести метров, меня решили направить на отборочные соревнования сектора на Элеиду. Со мной был еще один юноша — прыгун. У него все обошлось. Ну вот, взяла я старт. Чуть-чуть засиделась. Самую чуточку. Знаете, как это бывает? Вы никогда сами не бегали?
— Я прыгал в высоту, — сказал я. — На два пятьдесят четыре.
— Ой как высоко! — искренне удивилась Маша, чем очень меня к себе расположила. — Но вы все равно знаете, как бывает, когда задержишься на старте. Бежишь и себя проклинаешь. А ведь два первых забега я выиграла. Вот и бежала, проклиная себя, и очень мне было стыдно, что на меня надеялись, а я так подвожу. Мы с другой девушкой оторвались от остальных, но у нее запас был метра в два. Полметра я отыграла по-честному, а потом с собой не совладала. Я знала лишь одно: остается двадцать метров, семнадцать… Вот я и фликнула.
— Что вы сделали?
— Флик-ну-ла.
И тут Маша разревелась, и я погладил ее по зеленой головке и стал приговаривать: «Ну ничего, ничего…»
— Что теперь будет?.. — бормотала Маша. — Я же не могу им в глаза смотреть.
— Что же было потом?
— Потом? Потом все судьи сбежались и потребовали объяснений. У меня, сами понимаете, был соблазн сказать, что им показалось, но я сказала правду. А та, другая команда сразу написала протест. И федерация. Они совершенно правы.
Маша достала платок и высморкалась. Почему-то все женщины в Галактике, когда плачут, вместо того чтобы вытереть слезы, вытирают нос. Из сумочки вывалился на стол сложенный вчетверо лист бумаги.
— Вот, — сказала Маша, — вот этот проклятый протест. Они даже не стали слушать моих объяснений и обещаний.
Я взял протест, стараясь скрыть охватившую меня радость. Развернул его, словно хотел еще раз взвесить тяжесть обвинений. Протест был счастливой зацепкой. Я слишком далеко зашел в своем всеведении, чтобы спросить, что это значит — фликнула?
«…За несколько метров до финиша, — говорилось в протесте после подробного описания никому не нужных обстоятельств прибытия спортсменов с Илиги и порядка соревнований, вплоть до указания скорости и направления ветра и числа зрителей на стадионе, — представительница Илиги, почувствовав, что не может догнать свою соперницу честным путем, пролетела несколько метров по воздуху, превратившись в нечто, подобное птице и снабженное крыльями, форму и расцветку которых установить не удалось. После пересечения линии финиша спортсменка вновь опустилась на землю и пробежала в своем естественном виде еще несколько метров, прежде чем остановилась…»
Далее следовали всякие пустые слова. Я сидел, перечитывал вышеприведенные фразы и все равно ничего не понимал.
Из столбняка меня вывело
— Ну как, побеседовали? — спросил он, изобразив сдержанную радость. — Надеюсь, вы поняли, что случай с ней — лишь печальное недоразумение?
— Да, — сказал я, складывая протест и пряча его в карман. — Да.
И тут, может, потому, что переутомился или неожиданное купание подействовало мне на нервы, я потерял контроль над собой и, выругав последними словами Сплеша, признался, что до разговора с Машей ровным счетом ничего не знал о сути дела, и в результате полдня потеряно понапрасну…
Мой неожиданный взрыв как-то успокоил коллегу и заставил его увидеть во мне — в строгом и страшном ревизоре — человека, подвластного слабостям. И потому он сказал:
— Позвольте, мой дорогой, рассказать вам все по порядку. Ведь планет в Галактике множество, и не можете же вы знать особенности каждой.
— Не могу, — согласился я. — На одной планете фликают, на другой…
— Вы совершенно правы. Ведь эволюция на Илиге проходила в куда более сложных условиях, чем, допустим, на Земле. Хищники преследовали наших отдаленных предков в воздухе, на суше и в воде. И были они быстры и беспощадны. Но природа пожалела наших предков. Она, помимо разума, наградила их особенностью, которой наделены и многие другие неагрессивные существа на нашей планете. Спасаясь от злых врагов, жертвы — а наши предки относились к числу жертв — могут менять форму тела в зависимости от среды, в которую они попадают. Представьте себе, что за вами гонится свамс. Это жуткое зрелище. Хорошо еще, что свамсы вымерли. Вот свамс догоняет вас в поле. Тогда в момент наибольшего нервного и физического напряжения структура вашего организма меняется, и вы взлетаете на воздух в виде птицы.
— Понимаю, — сказал я, хотя не был уверен, что понимаю.
— Помните, на перекрестке вы сказали, что птицы на вашей планете могут помешать транспорту. Мы не знали, шутка это или нет. Ведь никакой птицы там не было. Просто какой-то школьник чуть не попал под машину. В последний момент он успел вывернуться и взлететь в воздух…
— Да, — сказал я, вспомнив птицу, взлетевшую перед машинами.
— Ну вот, я продолжу рассказ, — сказал мой коллега. — Спасаясь от свамсов, наши предки взлетали в воздух. Но что их там ожидало?
— Провиски, — подсказала Маша.
— Правильно, провиски, — согласился мой коллега. — Размахивая своими громадными черными перепончатыми крыльями, провиски раскрывали свои черные клювы, чтобы нас сожрать. Что оставалось делать нашим предкам? Они принимали единственное решение — ныряли в воду и превращались в рыб. По приказу на редкость совершенной нервной системы биологическая структура тела вновь претерпевала изменения…
— Все ясно, — сказал я, стараясь не улыбнуться. — Это свойство у вас с рождения?
— Как вам сказать… Постепенно, с развитием цивилизации, эти способности стали отмирать. Но мы их воспитываем в детях искусственно, потому что они полезны. Вы можете увидеть в нашем городе сцены, непонятные и даже пугающие приезжего. Вы можете увидеть, как маленьких детей кидают с крыш или в водоемы… Если не закрепить возможности ребенка в раннем детстве, он может вырасти недоразвитым уродом…
— Уродом, то есть…
— Да, уродом, который не умеет превратиться, когда надо, в птицу или рыбу. Извините, уважаемый Ким Петров, но это слово не относится к нашим гостям. Мы понимаем, что эволюция у вас шла иными путями.