Люди не ангелы
Шрифт:
За разговором не заметили, как приехали в Будомир - старинное, пыльное местечко, раскинувшееся на буграх. Квита умышленно остановил машину напротив рынка, и Кузьма, прежде чем проститься, достал из-за пазухи завязанный в узелок платочек и неторопливо стал развязывать его зубами, кося глаз на шофера, надеясь, что тот великодушно откажется от денег. А секретарю обкома было интересно узнать, сколько шоферы "лупят" с попутных пассажиров. Наконец старик протянул ему рублевку. Квита будто заколебался, а затем сказал:
– Не надо. Вам и так гроши нужны.
– Вот спасибо, человече добрый!
–
Минут через пять Федор Пантелеевич сидел в кабинете Степана Григоренко и рассказывал, какую прелюбопытную историю услышал он сегодня. А Степан Прокопович и не подозревал, что речь идет о случае, происшедшем в его районе.
– Вот гад!
– бурно реагировал он на рассказ секретаря обкома.
– Я бы с такого руководителя колхоза голову снял!
В это время в кабинет вошла секретарша, положила на стол папку с какими-то бумагами и, бросив виноватый взгляд на секретаря обкома, спросила у Григороенко:
– К вам никого не пускать? А то там какой-то дедок из Кохановки очень просится.
– Пошлите его ко второму, - ответил Степан Прокопович.
– Говорит, что надо только к вам.
– Да прими ты его, - вмешался в разговор Федор Пантелеевич, угадав, какой дедок сидит в приемной.
– Мне даже интересно послушать, с какими делами ходят к тебе колхозники.
– И, взяв газету, уселся на диван.
– Зовите!
– сказал секретарше Григоренко.
Тут же в кабинете появился Кузьма Лунатик.
– Доброго дня тебе, Степан Прокопович!
– торжественно поздоровался он, сдернув с большого лысого черепа картузишко и подозрительно глянув глубоко провалившимися глазами на человека, который сидел на диване и читал газету, закрывшись ею.
– А-а, Кузьма Иванович! Здравствуйте!
– Степан вышел из-за стола, потиснул высохшую, в черных бороздках руку старика и усадил его на стул. Какими ветрами?
Кузьма, шмыгнув тонким и багровым носом, с ходу начал "держать совет":
– Вот скажи мне по чести, Степан Прокопович... Допустим, осенью ты купил себе корову, а весной она у тебя подохла. Мог бы ты стребовать гроши?..
– Минуточку!
– вставая со своего места, перебил Григоренко Кузьму, и в его голосе прозвучала тревога. Сверкнув пронзительным взглядом на отгородившегося газетой Федора Пантелеевича, он, выпучив черные глаза и налившись румянцем, зловеще-тихо спросил у Кузьмы: - У вас корова подохла?
– Нет-нет!
– старик испуганно замотал лысой головой.
– Немае у меня никакой коровы! Я так, к примеру, хотел спросить.
– Не крутите!
– нетерпеливо рыкнул Степан Прокопович и тихо пристукнул кулаком по столу.
– Подохла у вас корова?!
– Отцепись ты от меня, человече добрый!
– заныл Кузьма и тоже поднялся.
– Ничего у меня не дохло! Отцепись! И нет у меня времени с тобой разговоры разговаривать!
– старик накинул дрожащими руками на вспотевшую бледную лысину картуз.
– Обождите, Кузьма Иванович, - уже сдержанным голосом сказал Григоренко, выходя из-за стола.
– Давайте поговорим спокойно. Не делайте из меня дурака перед секретарем обкома партии.
Тут Федор Пантелеевич не выдержал и, опустив газету, взорвался надсадным хохотом. А Кузьма, узнав
Степан Прокопович догнал деда на выходе из приемной и почти силком водворил его обратно в кабинет, где на диване все еще корчился от смеха Квита.
– Покажите страховые бумаги!
– потребовал Григоренко.
Когда Лунатик протянул ему бумаги, Степан схватил их, разорвал и швырнул в корзину.
– Что ты наделал!
– плаксиво заорал Кузьма.
– То ж гроши!
– Не волнуйтесь, Кузьма Иванович, - Степан уже улыбался спокойно и виновато.
– Езжайте домой и считайте, что никаких грошей вы никому не должны. А этот Васюта (Степан знал, что Павел Платонович в Киеве) придет к вам домой и извинится.
Кузьма даже не поблагодарил Степана Прокоповича. Бороденка его затряслась, близко поставленные глаза побелели и заволоклись слезой. Сунув от растерянности картуз за пазуху, он ушел из кабинета поникший, будто не обрадованный тем, что произошло.
Павел Ярчук хорошо знает, чем кончилась эта грустная и в то же время смешная история. Василя Васюту вызвали на бюро парткома, согнали там с него сто потов, записали "строгача" и сняли с работы. Васюта взъярился на такую тяжкую меру наказания. Поехал с жалобой в обком партии. Там внимательно разобрались в его деле, взвесили, что ранее Василь Васюта уже трижды наказывался в партийном порядке, и по предложению Федора Пантелеевича Квиты исключили его из рядов партии. А секретарю парткома Степану Григоренко указали на слабое изучение руководящих колхозных кадров.
Так что ждать пощады от секретаря обкома Павел Платонович не мог, хотя и особой вины за собой не чувствовал.
33
– И еще один вопрос повестки дня. Не знаю даже, как его сформулировать, - Степан Прокопович, навалившись широкой грудью на стол, пробежал взглядом по лицам членов бюро парткома, а затем остановил укоризненные глаза на Павле Ярчуке.
– Мы тут уже много говорили о недороде и о том, что наш долг - изыскать максимум возможностей, чтобы выполнить план хлебопоставок. Всем вам известно, что поступили указания ограничить в колхозах нормы выдачи зерна на трудодень. Но нашлись проворные председатели, я имею в виду товарища Ярчука, которые поторопились раскошелиться и рассчитаться за трудодни более высокими нормами.
– Степан Прокопович снова неприязненно глянул на Павла, и лицо его будто потускнело, а гулко-полый голос стал тихо-глуховатым.
– Меня поражает близорукость товарища Ярчука, его неумение мыслить категориями государственных интересов. Мы на эту тему недавно обстоятельно беседовали с секретарем кохановской парторганизации товарищем Пересунько.
– А почему он не на бюро?
– поинтересовался Федор Пантелеевич Квита. Секретарь обкома сидел рядом со Степаном Григоренко.
– Болен Пересунько, - хмуро ответил Павел.
– Отравился чем-то.
Наступила короткая тишина. Ее нарушил голос Степана Григоренко:
– Вам слово, товарищ Ярчук!
Павел Платонович поднялся со стула, сдвинул его вперед себя и цепко ухватился обеими руками за ребристую спинку. Нервически пошевелил черными усами, сумрачно обвел взглядом знакомые, сосредоточенные лица членов бюро и остановил глаза на секретаре обкома.