Люди песков (сборник)
Шрифт:
— Конечно, сынок, чего ж лучше?
Ну и хитрюга этот Гочгузыев! Вот чего он все к старику цеплялся — повод искал для ссоры. И Дурли хороша!.. В голову никому не пришло, даже Арче-ага! Молодцы, ничего не скажешь!
Я долго не мог заснуть. То разом залаяли собаки, потом начали почему-то мычать коровы… Я слушал, слушал. Мне показалось, я только задремал, когда тетя Мяхек тихонько толкнула меня. Я сразу вспомнил, что мы не дома, и вскочил.
Светало. Снег перестал. Мы с тетей Мяхек в нерешительности стояли перед железной койкой, на
Хозяйка не появлялась.
— Доведется бывать в наших краях, милости просим! — крикнул нам вслед радушный хозяин. — Мой дом всегда к вашим услугам!
— Вот смотри, — сокрушалась тетя Мяхек. — Такой человек: и красивый, и сердце золотое, и грамотный, а с женой не повезло… Ну да бог с ней, пускай злится, а мы отдохнули. Зря не послушал меня Арча-ага, а уж как бы хорошо: и поспал бы в теплом доме, и горячего бы поел, и ишака подкормил бы!.. Проторчать всю ночь в холодных развалинах! Брр-р!.. И жалко его, и зло берет!.. А придем сейчас, смотреть на нас не захочет, подлизывайся к нему, будто виноватая!.. А может, уже уехал. С него станет. Ну, это я зря, не бросит он нас.
Мы подошли уже совсем близко, но не видно было ни дымка, ни других каких-нибудь признаков присутствия человека. Неужели уехал?
Я быстро соскочил с осла и побежал туда, где скрылся вчера Арча-ага. Проход был завален свежими обломками — высокая толстая стена обрушилась у самого основания. На меня словно кипятком плеснули.
— Арча-ага! Арча-ага-а-а!.. — в ужасе завопил я.
Ни звука. Чуть живой от страха я подошел ближе и… с воплем бросился обратно.
— Тетя Мяхе-ек!.. Тетя Мяхе-е-ек!..
Из-под груды развалин торчало плечо в хивинском халате, придавленное толстым бревном. Больше ничего видно не было, обломки громоздились чуть не до половины человеческого роста.
— Боже-е-е!.. — закричала тетя Мяхек и, упав лицом на землю, забилась в рыданиях.
Не в силах смотреть на ее рассыпавшиеся по снегу волосы, я отвернулся. Чуть поодаль из-под груды обломков торчали задние ноги ишака.
Теперь и я заревел во весь голос. Тетя Мяхек как-то разом затихла.
— Разгружай ишаков, — сказала она, даже не пытаясь утешить меня. — Нет, я сама… А ты бегом к Кемалу. Расскажешь… И живому от людей помощь нужна, и мертвому…
Выбежав на дорогу, я увидел приближающуюся подводу. Впереди рядом с возницей сидел Инер Гочгузыев, в глубине телеги на вещах сидела его мать.
Я подождал, пока они подъедут, и чуть слышно поздоровался.
— Здравия желаю, товарищ Тайхар! — весело выкрикнул Инер. И рупором приложил руку к уху, показывая, что не слышал моего приветствия.
— Арча-ага умер! — с трудом выдавил я из себя.
— Как умер? — звеня медалями, Гочгузыев спрыгнул с телеги.
— Стена обвалилась… Придавило.
— Погиб, как на фронте, — сказал Инер, глядя
Тетя Мяхек обернулась ко мне:
— Беги к Кемалу. Только быстрей!
Часа через полтора возле развалин собралась целая толпа. Тетя Мяхек, Инер и возчик уже разобрали обломки, откатили бревно… Теперь было видно, что стена и потолок обрушились на Арчу-ага, когда тот полулежал с пиалой в руке. Когда-то очень давно тут, видимо, был большой караваи-сарай с оградой, с многочисленными комнатами для проезжих, с бассейном, с навесом для скотины… Все это давно развалилось, рухнуло, уцелела лишь одна небольшая комната, в которой и решил переночевать Арча-ага. Но выпало много снега, и глинобитная кровля не выдержала…
— То-то пополуночи собаки выли… — сказал один из стариков. — И коровы мычали… Животные беду чувствуют!..
Арчу-ага уложили лицом вниз на байковом одеяле с двумя белыми полосами, которое привез Кемал. Рядом стояли два неполных мешка с джугарой и туго перевязанный мешочек с семенным зерном — их вытащили из-под обломков. Дорожная торба и тунче стояли тут же. Казалось, человек много думал, устал думавши и теперь спокойно уснул.
Взявшись за концы одеяла, Арчу-ага положили на телегу, устеленную камышом. Туда же погрузили мешки с зерном и другое его имущество.
Солнце, которому ни до чего нет дела, которое, никогда не изменяя своего пути, меняет все на земле — заставляет цвести деревья и иссушает их зноем, наделяет людей радостью и страданиями, вынуждая то плакать, то смеяться, а в конце концов всех убирает под землю, — это солнце уже прошло половину своего короткого пути по зимнему серому небу. Оно было холодное, неприветливое, но лицо его было уже обращено к весне.
Арча-ага хотел попасть домой затемно. Он прибудет туда светлым днем, но ему это уже все равно.
Возчик, словно опасаясь причинить беспокойство Арче-ага, не погонял лошадь, она шла не спеша, словно понимала, что везет покойника.
Я брел в самом конце каравана, ведя пятнистую корову, выменянную на мамин золотой браслет. И вдруг до меня донеслись слова, которые я так часто слышал в последние четыре дня:
— Ох, судьба, судьба, никуда, видно, от нее на уйдешь!..
Но слова эти произнес не Арча-ага, а тетя Мяхек, понуро шагавшая за повозкой с его телом.
Перевод Т.Калякиной
Глаза следопыта
"Люди! Пришла беда! Положение тяжелое. Зима застала нас врасплох…"
Усталый, с чуть заметной старческой хрипотцой голос несется из магнитофона.
"Люди! Пришла беда… Люди…"
Я помню запись наизусть и все же время от времени прослушиваю ее. Многое изменилось в моей жизни после командировки, где я сделал эту запись, она для меня как рубеж.
Порой я думаю: если бы заранее знал, что произойдет со мной, поехал бы или нашел предлог отказаться?