Люди ратного подвига(сборник)

Личак Николай Кириллович

…Вечером видел я их вместе в нашей столовой. Воркуют как голуби. Ну да ладно, об этом потом.

В общем, в тот день нас так и не выпустили из-за тумана. На следующий — опять на аэродроме, и опять — туман. Как и вчера — висит плотный, серый, как вата второго сорта. Однако лететь нам на этот раз все же пришлось. Эскадрилью вел майор Степанищев (он прибыл к нам недавно, на место Буданова, которого перевели в другой полк). Прошли мы линию фронта над туманом, подходим к аэродрому — вот он должен быть здесь, где-то внизу, под нами. Да как найдешь? Снизиться опасно — земля закрыта туманом. Что делать?

Командир эскадрильи, я уже говорил, новенький, молодой, спрашивает у моего командира:

— Что

делать будем? — (Гареев тогда командиром звена был и по совместительству заместителем командира эскадрильи.) — Домой, что ли, пойдем?

Гареев помолчал немного, потом говорит:

— А что дома скажем? Не выполнили задания? Давай рискнем. Отойдем немного, а потом на бреющем к объекту. А?

На том и порешили. Развернулись фронтом, зашли с тыла и стали снижаться. Высота уже 50, 40 метров, а ничего не видно. Еще немного. Наконец высота метров двадцать пять. Туман немного поредел, и сквозь его колеблющуюся пелену показалась земля. Промелькнули какие-то строения, кустарник, потом изгородь и за ней — аэродром. Вышли мы на него точно, лучше не надо. Там, конечно, нас и не ждали. Появление советских штурмовиков для фашистов в такой туман было как гром с ясного неба. И на этот раз мы как нельзя лучше оправдали данное нам прозвище «черной смерти». Отбомбились с бреющего так, что их зенитки не успели и выстрела сделать. И, несмотря на плохую видимость. Гареев все-таки прошелся над аэродромом еще раз и сфотографировал результаты.

Возвращаемся домой в приподнятом настроении. Командир мой даже запел, чего никогда с ним не бывало. «Ой ты Галя, Галя молодая… — слышу в шлемофоне, потом пауза и опять: — Ой ты Галя…» Однако ж, пока мы блуждали в тумане, решая, идти на объект или нет, да пока фотографировали, бензин оказался на исходе. Пришлось сесть на соседний аэродром. И только на следующее утро мы перелетели к себе. Только сели, бегут к нам ребята и с ними, она, укладчица парашютов, Галина Александровна — Галя. Вылезли мы, а она к нам. Смотрит на лейтенанта, глаза радостью так и светятся, что вернулись, значит, мы благополучно, а сказать ничего не решается. Я уж на выручку, рассказываю ей о командире своем, о его настойчивости, о том, что не хотел возвращаться, не выполнив задания. Рассказываю, а сам думаю — дело тут, видать, не на шутку, любовь самая настоящая.

И действительно, через месяц поженились они. Свадьбу всем полком праздновали. Хоть и скромно, но зато весело. А у моего командира, у Мусы, с того времени песня эта самая, «Галя молодая», самой любимой стала. Как в хорошем настроении, так и поет ее.

6. Накануне Нового года

Шел последний день 1943 года. Полетов в этот день не предвиделось, и поэтому весь личный состав полка с утра готовился к встрече Нового года. Летчики, стрелки, оружейники, «технари» чистились, стриглись, брились, мылись в бане и гладили обмундирование. К обеду все выглядели как женихи. В приподнятом настроении собрались в столовой. Шутили, смеялись. Вспоминали прошлые бои, рассказывали об удачных вылетах, тут же, используя столовый инвентарь — ложки, вилки и ножи, демонстрировали маневры, которые приходилось применять, чтобы перехитрить противника, уйти от преследования фашистских истребителей. Любители танцев уже приглашали на вечер принарядившихся во все праздничное официанток.

И вдруг в самый разгар обеда в столовую влетает дежурный по части и от имени командира полка приказывает всему летному составу срочно явиться на аэродром. Все повскакали с мест и, опрокидывая стулья, ринулись к выходу. До аэродрома было метров восемьсот, но летчиков и стрелков уже ждали машины, и через несколько минут все сидели вокруг командира полка с планшетами в руках.

— Получены сведения, — начал

подполковник Тюленев, — что на аэродром приземлились два авиационных полка противника: бомбардировщики Ю-88 и истребители «Хейнкель-111». Сейчас у них там, конечно, суматоха, устанавливают машины; охранение, наверное, организовано не полностью. Да и Новый год немцы тоже, надо полагать, думают встречать. Вот и самый раз по ним ударить. Успеть надо до темноты, поэтому… — подполковник посмотрел на часы, — готовность через 15 минут. Ставлю задачу.

По принятому Тюленевым решению полк летел в полном составе, тремя группами. Первая работала по истребителям, вторая — по бомбардировщикам, а третья должна была подавить зенитные средства и потом тоже переключиться на бомбардировщиков. Командир звена лейтенант Муса Гареев входил в третью группу, которую возглавлял командир эскадрильи капитан Анисов.

Линию фронта прошли спокойно. Вражеские зенитки дали всего несколько залпов и на том успокоились. Вскоре показался аэродром. Выпавший с неделю назад снег под Новый год растаял, и камуфлированные гитлеровские самолеты сидели на его большом прямоугольнике, как белые лебеди на черном поле. Лучшего и не придумаешь.

Началась атака. Один за другим штурмовики входили в крутое пике, устремляясь к целям. Внизу рвались бомбы и снаряды, комьями взлетала вверх земля, горели вражеские машины. А когда штурмовики выходили из пикирования и с разворотом набирали высоту, приходила очередь стрелков. Свинцовым огнем из пулеметов они поливали белые, пятнистые самолеты, заставляли в страхе разбегаться суетившихся на аэродроме людей.

Эскадрилье капитана Анисова первое время нечего было делать — зениток нигде не было видно. Поэтому капитан начал выполнение боевого задания со второй его части — повел экипажи на штурмовку Ю-88. И только на втором заходе к аэродрому откуда-то подошли машины с установленными на них пулеметами и открыли огонь. Анисов тотчас же навел на них эскадрилью.

Гареев шел в паре с лейтенантом Виктором Протчевым, прикрывавшим его сзади. Они давно слетались и без слов понимали друг друга. Кроме того, их уже давно связывала крепкая фронтовая дружба. Протчев был надежным щитом ведущего, и в случаях встречи с воздушным противником Гарееву незачем было оглядываться назад. И сейчас, как только Гареев, «отработав», выходил из пике и в этот момент был уязвим для огня противника, на зенитку обрушивал свой удар Протчев.

Эскадрилья капитана Анисова уходила последней. В шлемофоне прозвучал знакомый голос командира полка, поздравлявшего все экипажи с отличным выполнением задания. Гареев с удовлетворением оглянулся назад, где на быстро удалявшемся аэродроме множеством огненно-дымных костров пылали вражеские самолеты.

— Двадцать три! — громко произнес стрелок Саша Кирьянов.

— Что? — переспросил Гареев.

— Двадцать три самолета насчитал, товарищ лейтенант, — восторженно повторил Кирьянов, — и только те, что горят. Вот это поработали! Я не помню еще такого успеха.

— Да, хороший новогодний подарок Родине.

— А фрицам новогодний сюрприз!

— Вот сейчас прилетим, а там и за стол, Новый год встречать. Галя уже, наверное, нам кое-что приготовила… — Гареев не договорил, услышав встревоженный голос Кирьянова:

— Товарищ командир! Протчев «валится»!

У Гареева екнуло сердце. Он сделал вираж, повернул назад. Ведомый отстал и еле тянул, переваливаясь с крыла на крыло.

— Протчев! Что с тобой? — взывал Гареев, идя за подбитым самолетом виражами, и наконец услышал голос Протчева, в котором чувствовалось отчаяние:

— Не слушаются рули, течет масло. Постараюсь сесть, да не знаю, лучше ли это… В общем, прощай, Миша…

— Виктор, тяни, тяни, говорю, выбирай получше площадку и садись. Выручим! Не ранен?