Люди с далекого берега
Шрифт:
А вот то, что невеста ждала ребенка — у нас, на материке, такое всегда встречает осуждение, — здесь не считалось позором. Раз дети — естественный плод любви, то и планировать их рождение казалось местным жителям столь же абсурдным, как и вообще пытаться планировать свою жизнь. Как ни планируй, все то же выйдет.
Раз поутру к нам в кухню явился молодой парень. Войдя, он долго мялся в дверях. На кушетку, как все, кто наведывался к нам, не присел. Стоит, уставясь на длинные носы своих ботинок. Неровно подстриженные вихры клоками спадают на лоб. На мои вопросы гость отвечал неохотно; наконец после маловразумительного обмена фразами спросил, дома ли мистер Моуэт. Я заглянула к Фарли, позвала его, а затем тактично оставила их вдвоем. Время от времени
Через минуту в комнату вошел Фарли, направился к шкафчику в задней комнате, где мы хранили всякие напитки, и вернулся, неся в бумажном пакете две бутылки. Вручил пакет гостю и напутствовал его сердечным «Счастливо тебе!». Парень ушел.
— В чем дело?
— Бедняга пришел одолжить бутылку рому. Завтра у него свадьба, а выпивку, которую он заказал, на вчерашнем пароходе не завезли. Прибудет не раньше, чем через неделю. Но жениться-то ему завтра!
— Ты что же, продал ему ром?
— С ума сошла! Что я, спекулянт какой-нибудь? Отдал ему бутылку, и все. Да еще и мятный ликер всучил впридачу.
— Вот это ты здорово придумал! Молодец! — вырвалось у меня.
Дело в том, что недели две назад мы, сами того не желая, оказались обладателями трех бутылок этого мятного ликера. Обa его терпеть не могли и не знали куда девать. Напитки приходилось заказывать почтой через Ньюфаундлендскую комиссионную торговлю спиртными напитками, которая находилась в Сент-Джонсе — так здесь заведено, хоть бутылку тебе надо, хоть сто. Мы отправляли по почте заказ и деньги, включая стоимость доставки, и время от времени получали заказанное. Сперва наш заказ ехал поездом, затем пароходом. В общей сложности доставка занимала недели три. Прокручиваясь неспешно, эта система в целом работала безотказно, не считая одного-единственного момента. Если чего-то не оказывалось в наличии, чиновник, оформлявший заказ, не желая задерживать клиента, по собственному усмотрению выбирал взамен напиток за соответствующую цену. Там, где дело касалось крепкого спиртного, все обстояло нормально. Когда же речь шла о винах, включающих самый разнообразный ассортимент — и «Бургундское», и «Драмбюи», и «Либфрауенмильх», и «Шерри Херинг», и «Розовое игристое», ну и, конечно, мятный ликер — замена производилась только по принципу одинаковой стоимости. Короче, заказав три бутылки «Божоле» по цене 4 доллара 85 центов, мы вместо этого получили три бутылки мятного ликера стоимостью 4 доллара 85 центов. Одна из них и устремилась сейчас к свадебному столу.
— Симпатичный малый! Он мне понравился. Звал к себе на свадьбу, — сказал Фарли.
— Как его имя?
— М-м-м… Оби, кажется… Кендл… а может, Кендэл?
Я перебрала стопку свадебных приглашений на кухонном столике.
— Вот! Обад. Кендэл. Женится на Эффи Грин завтра днем. Все правильно. Давай сходим?
Должна признаться, я обожаю обряд венчанья. Каждый раз, когда на моих глазах двое клянутся перед богом жить в согласии, что бы ни случилось, у меня прямо в горле перехватывает. Знаю, что не все и не всегда удачно складывается, но даже и эта мысль не может омрачить мое необъяснимое благоговение перед торжественным моментом.
Потому-то я и загорелась посетить первую же свадьбу в Балине, и Фарли за собой потащила, хоть ему идти не слишком-то хотелось — у него на тот день были совсем другие планы.
Без четверти четыре мы переступили порог холодного, гулкого, как пещера, здания англиканской церкви и присели на скамеечку в задних рядах. Возле алтаря уже собрался народ: женщины, девушки, дети. Оборачивались, посматривали на нас: то одна, то, другая, а то по двое, по трое разом. В этом захолустье каждый приезжий — событие, а наше появление в церкви, да еще в такой день, — и вовсе диковина. На нас оглядывались, смотрели пытливо и, по всей видимости, недоумевали: зачем эти-то сюда забрели. Скоро и меня стала мучить та же мысль. Уже четыре пробило, а мы все сидим и дрожим в этой холоднющей, как могила, церкви. Ни священника, ни малейшего намека
Компания, мерзшая вместе с нами в церкви, оказалась в основном женской. У многих в волосах бигуди. Ни одна не приоделась, как подобает в этих случаях. В тот студеный февральский день все были в стеганых нейлоновых куртках и в теплых брюках. И почему я не додумалась одеться потеплей? Ноги в тонких нейлоновых чулочках посинели от холода. Тут до меня дошло, зачем они уселись в передних рядах. В самом центре, позади алтаря, стояла печка, в утробе этого черного чудовища гудело пламя.
Фарли уставился в потолок, поглощенный осмотром церковной архитектуры начала века.
— По форме похоже на корабль, дном вверх, — шепнул он.
Я подняла глаза на массивные деревянные балки, поддерживавшие изогнутый аркой свод, любуясь мастерством строителей. Мало-помалу, глядя на нас, детишки тоже принялись тянуть шеи: что это там интересного вверху? Обстоятельно изучив все особенности церковной архитектуры 1905 года, мы уселись поудобнее, опустили головы, откинулись на спинку скамьи и стали ждать, чувствуя на себе по-прежнему любопытные взгляды. Я с трудом сдерживалась, чтоб не вскочить и не кинуться прочь куда глаза глядят поскорее вон из этой церкви, где чувствовала себя чужой и незваной, несмотря на полученное приглашение.
Ждать пришлось долго; наконец входная дверь с шумом распахнулась, и мы услышали топот сапог — кто-то стряхивал снег. С раскрасневшимися от мороза щеками, в куртке с капюшоном, надетой поверх сутаны, по проходу к ризнице шагал почтенный Уэй. Он только что прибыл с островка Джерси, где уже успел совершить два венчальных обряда.
При внешности эдакого богослова-книжника — в больших роговых очках и с рассеянным взглядом — было в нем что-то мальчишеское. Походка стремительная, вот-вот побежит. Одному богу известно, сколько энергии требовалось этому человеку, ведь он единственный священник на три церкви — в Балине, на острове Джерси и в поселке Бешеная Река, а сообщение между ними возможно только морем.
Спустя несколько минут преподобный Уэй предстал перед нашей продрогшей аудиторией в рясе, уже без куртки, и кто-то невидимый заиграл свадебный марш — тот, из «Лоэнгрина»: «Там-там-та-там!» Кто-то старательно выдавливал из органа старую, знакомую мелодию. По проходу между рядами, суетливо и буднично, не попадая в ритм марша, затопала торжественная процессия. Мы поднялись со своих мест.
Невеста и ее отец, именуемый сегодня «родитель», возглавляли шествие, хотя на свадьбах, где мне довелось присутствовать, было иначе. За ними — под руку подружки и «дружки» невесты. Высокая, худенькая, с решительным лицом, с прямыми светло-русыми волосами, Эффи была похожа на отца. На вид ей — лет девятнадцать-двадцать, не больше. На ней длинное белое платье, фата до плеч. А после это убранство из кружев и оборок, подумала я, напялит на себя какой-нибудь детина-ряженый. Эффи, несомненно, продрогла в своем тонком платье, но никто бы этого не подумал, глядя, как она порывисто устремилась навстречу жениху. Отец Эффи, седой старик в парадном темно-синем костюме, выглядел самоуверенным франтом. У него было шестеро дочерей и двое сыновей, Эффи самая младшая в семье, бракосочетание чада для папаши, ясно, не внове.
Пышные платья подружек резали глаз пронзительными цветами, напоминающими неаполитанское мороженое — розовое, желтое, зеленое. Поверх платья у каждой — длинная белая орлоновая кофта. Дружки невесты, жених и шафер в темных, по виду совсем новых, костюмах, и у каждого — искусственный цветок в петлице.
Все цветы на этой свадьбе, включая и невестин букет, были яркие, блестящие — неживые. Ни гвоздик, ни роз тут и в помине не было; да и о каких живых цветах можно помышлять в феврале? Круглый год здесь повсюду зеленели елки, но они как украшение никого не впечатляли. Видно, у местных жителей елочная хвоя не вязалась с их представлением о теплых краях, о которых всегда тайно грезят жители Севера.