Люди с рюкзаками
Шрифт:
Тогда как в реальности отрывались конечности и умирали 18-летки, пока они жили в новостройках со встроенными кухнями и имели честь со всей этой драмой.
Живя на стыке нескольких миров, а их количество, как правило, лимитировалось лишь количеством вредных привычек – и при добавлении экстремального вида спорта, наркотика или любой другой зависимости открывался еще один слот, – они постепенно переставали узнавать себя в зеркале. Они называли это тяжелой судьбой и винили других в своих падших интересах. Эпизоды агрессии и депрессии становились все более и более заметными. А их личности все больше
21
Волны эмиграции, захватывающие в другие времена иные миры – от голода, войн, климатических катастроф, гонений – все они были настолько аутентичны, насколько только могли быть различными отдельный народ или эпоха. В них было столько социальных аспектов, банальной нужды и неподдающихся описанию клубков эмоций, распутать которые не в состоянии даже большинство из тех, кто пережил это на своей шкуре. Ибо они были всего одним человеком, а не всеми ими.
Но в этой волне было множество особенностей, которые определили особенное поведение мигрантов, делая их влияние на новое общество, друг на друга и на историю своего народа настолько уникальными.
Можно выделить наличие удаленной работы – что в первую очередь значит не просто физическую материальную поддержку, но и отсутствие сломленных судеб, эго и карьер. Один этот факт заставляет мигрантов, которые потеряли большую часть своей жизни, оставаться столь самонадеянными, самодовольными и непрактичными. В былое время весь налет псевдо-либерализма уже бы стесался об стены подвала, в котором без знания языка пришлось бы работать посудомойщиком в новой стране.
В хорошем смысле наличие занятости не кидает на дно психологических проблем, не заставляет сбиваться в кучи и стаи, позволяет не смотреть на новый мир голодными глазами и поддерживает семьи. Но с другой – это затмевает перспективу, абсолютно и полностью, так как дает возможность медлить, несерьезно относиться к проблеме, растрачивать время, деньги и прочие ресурсы, представляя себя на длительном отдыхе в экзотической стране.
Наличие постоянного притока средств из другого мира влияет на то, какая именно жизнь строится на новом месте, по каким правилам, с каким размахом и этикой. Сохранив шаблоны, многие удаляются от привычного мира настолько мало, насколько это возможно, проводя по 12–16 часов в день в привычном им окружении – говоря на родном языке, постоянно смотря видео, новости и фильмы, работая в старой среде, ища друзей из тех же мест, сфер или идеологий, что и они. Это делает данную волну миграции зацикленной на самой себе, что в итоге может привести к становлению сегрегационных районов. А в них, как показывает история, никогда не было ничего хорошего.
Факт удаленной работы и средств, а также очень свободные условия для продажи недвижимости на родине и возможность перевода денег в другие страны – все это заставило многих думать, что все перемены больше касаются социально-культурного аспекта, чем физически-экономического. Они не ощутили краха, падения, настоящего коллапса, несмотря на то, что он все-таки произошел, потому что, как все капиталисты, всегда ставили во главу угла именно деньги.
Совершенно другой была эта волна эмиграции еще и из-за ощущения глобализации. И это было именно ощущение, а не реальность. Из-за огромного количества информации, которую можно было найти в интернете о любой культуре, любом городе и стране, мигранты погружались в свойское и узко-национальное
Уверенность в информированности заставляла совершать миллион ошибок, но если отмести все мелкие, которые можно было бы в той же мере списать и на самонадеянную молодость, общее настроение эмигрантского потока, как интеллектуально, технологически, социально и культурно возвышенного над всеми остальными народами – вносило такие коррективы в их судьбы, что, как правило, в первую очередь просто закрывало им пути в страны, культура которых была достаточно далека от родины и им непонятна.
Они с упоением, часами (обязательно с алкоголем!) обсуждали ошибки других наций в политической, экономической и культурной сферах, забывая о своих полностью подчиненных, забитых женщинах и несчастных затравленных детях. Они говорили о токсичной маскулинности Востока, бездушности или недалекости конкретного народа, неся знамя превосходства в каждый уголок земного шара без тени сомнения в собственной исключительности.
Отрезая себе возможность учиться у конкретного окружения и отдаляясь от него настолько, чтобы уже в упор не замечать хороших людей, они ощущали свое гордое одиночество как однозначную победу над. Непринятость и непонятость, сопровождающая многих на родине, усугублялась здесь из-за языкового барьера и стандартных сложностей адаптации, где на почве уже имеющихся проблем у многих развивалась мания преследования, увеличивалось недоверие к людям, учащались приступы агрессии и страха, подозрительность.
Появлялось постоянное ощущение того, что кто-то угрожает, преследует, чего-то хочет, пытается обмануть, застать врасплох, на чем-то подловить – процветала склонность к изоляции, физической и эмоциональной. Все эти симптомы не лечились, не обсуждались, многие списывались на стресс от реальных событий (новости, переезд, адаптация к еде, климату и культуре). В итоге психологические заболевания усугублялись до опасной степени, где проскакивали стадию чего-то портящего жизнь и переходили на этап, где они полностью ее контролировали.
22
Они думали, им понравится эмиграция – движение к солнцу, морю и зелени, где есть только ты, природа и множество открытий. Досуг представлялся им более приятным, трава более зеленой, небо было выше, а воздух – чище. И, по факту, так оно и было – ведь жизнь здесь была солнечной, прибрежной или просто особенно интересной. Несмотря на некоторую эмоциональную опустошенность, ностальгию и сожаления – они видели в новых возможностях столько перспектив, что они затмевали все остальное.
Но все менялось, когда они сталкивались с очевидностью своих собственных ошибок, заблуждений и пороков. На месте оказывалось, что для того, чтобы погрузиться в культуру более теплую и южную, нужно было отказаться от своей – которая, как правило, у миллениалов включала в себя огромный вулкан критики, обиды на взрослых (политиков, родителей), негодование, а также бесцельное сидение за гаджетами. Они надеялись, что море за окном, зовущее к себе каждое утро, переборет зависимость от интернета. Но когда этого не случилось, и они так и остались теми, кем были, им стало неоткуда ждать спасения от самих же себя.