Люди советской тюрьмы
Шрифт:
А рядом с этим чудесным городом, в 3–5 километрах от него, из всех, заботливо скрываемых властью от постороннего глаза углов и тайников, лезла наружу голая и голодная советская нищета, самая нищая в мире. В станице Кисловодской люди пухли от голода, на полях пригородных колхозов крестьяне работали в лохмотьях и босиком, а корпуса новых санаториев, обнесенные высокими дощатыми заборами, строили измученные, похожие на тени заключенные.
Эту нищету и рабство, которые заставляли его постепенно разочаровываться в работе, Виталий никому из "знатных иностранцев" никогда не показывал, но видеть "контрасты" советского
— Если вы хотите видеть настоящую жизнь рядовых советских граждан, то отправляйтесь в станицу Кисловодскую. Там вы увидите голод, нищету и страх, которые прикрываются вот этой красивой ширмой, — указал он на раскинувшуюся перед ними панораму Кисловодска.
Любезно поблагодарив переводчика за совет, француз сказал, что не замедлит им воспользоваться. Вскоре после этого случая Виталий был арестован…
— Значит, француз вас выдал? — спрашиваем мы у него.
Он отрицательно качает головой.
— Сначала я сам так думал, но на следствии выяснилось иное. Француз только написал правдивую статью о жизни в "пригородах Кисловодска". После того, как она была напечатана в парижских газетах, энкаведисты взялись за кисловодских переводчиков. В числе их допрашивали и меня. Я сопротивлялся недолго. Чтобы сопротивляться им — сами знаете — нужно иметь сильную волю и крепкие нервы, а у меня, — разводит он руками, — таковых не оказалось.
Ему 26 лет; в тюрьме он сидит второй месяц и смерти боится больше, чем остальные его сокамерники. Он горько раскаивается в том, что был откровенным с французом и называет себя дураком…
Виталия Конькова первым из всех, осужденных нашей камеры по шестому параграфу 58 статьи, вызвали ночью "без вещей".
8. "Три греческих мушкетера"
— Вас можно было бы, конечно, и не арестовывать, — сказал им следователь на допросе.
Старший из троих подследственных начал просить:
— Так пусти нас домой. Зачем в тюрьме держишь, зачем допрашиваешь? Пусти домой, пожалуйста!
Средний и младший подследственники, поддерживая просьбу старшего, заговорили наперебой.
— Нас в тюрьме держать не нужно.
— Нам работать надо.
— Зачем простых каменщиков допрашивать?
— Зачем рабочих людей тюремным пайком бесплатно кормить?
— Нас НКВД хорошо знает.
— Мы ему давно знакомые.
— Пусти домой, пожалуйста!
— Стоп, ребята! Не галдите все сразу, как галки. Закройте рты! — остановил их следователь.
Подследственники умолкли. Следователь заговорил сочувственно и, как будто, с искренним сожалением:
— Жаль мне вас, ребята, да только сделать я ничего не могу; о том, чтобы домой пустить, не может быть и речи. На вас не мною, а другим дело заведено. Но вы, ребята, сами виноваты. Вам надо было давно в советское гражданство перейти.
— Не виноваты мы. Два года назад заявления об этом в горсовет подавали. С
Следователь шумно вздохнул.
— Не с кого там спрашивать, ребята. Почти всех горсоветчиков мы пересажали. По делам важнее вашего гражданства.
Он вздохнул еще раз и сказал:
— Но вы особенно не волнуйтесь. Ваше следственное дело чепуховое. Дадут вам по паре лет концлагерей и будете вы там работать каменщиками, как и на воле. Разница небольшая… Ну, а пока идите назад в камеру.
Из следственной камеры на допрос их опять вызвали вместе спустя полгода. Следователь был новый, молодой и не лишенный чувства юмора. Перелистав следственное "дело" и прочтя там фамилии троих обвиняемых, он расхохотался.
— Вот это здорово! Агатидис, Аманатидис и Агдалинидис. Ну, прямо, как в романе Дюма. Три мушкетера, но только греческие. И вместе с тем каменщики… А драться на шпагах вы умеете? А шляпы с перьями носить? А где же ваш д'Артаньян?..
Он допрашивал их с шутками и прибаутками часа два. Не понимая его шуток, они настойчиво просили поскорее закончить следствие и пуститьих по домам. Следователь отмахивался от них руками и говорил со смехом:
— Ладно. Пущу. Только не на волю, а обратно в следственную камеру. И подходящего д'Артаньяна к вашему делу пристегну. Для полного комплекта. А на волю вас пускать нельзя. Вы там Сталина своими греческими шпагами заколете… Эх, вы, мушка-атеры каменистой профессии.
Свое обещание "пристегнуть к трем греческим мушкетерам д'Артаньяна" следователь сдержал. В следственную камеру, где они сидели, был переведен из другой 80-летний грек Анастас Карамботис.
На "воле" он имел две профессии: педагога и садовника. С первых лет революции учил детей в греческой школе до тех пор, пока советская власть не закрыла ее, обвинив большинство школьных учителей-греков во "вредительстве на культурном фронте". Тогда Карамботиса продержали в тюрьме всего лишь два месяца и выпустили. По выходе из нее, знание садоводства, которым он занимался в Греции еще молодым, пригодилось ему. Он нанялся садоводом в один курортный совхоз; за три года привел его сад в образцовый порядок, но, к сожалению совхозной дирекции, очень ценившей его, как хорошего специалиста, был арестован вторично.
"Три греческих мушкетера" попали в тюрьму на несколько дней раньше Карамботиса. Это случилось в конце 1936 года. К тому времени отношения между СССР и Грецией ухудшились и, по указаниям Кремля, энкаведисты начали поголовные аресты греческих подданных, которые до этого состояли на учете НКВД и периодически, — дважды в месяц, — являлись на регистрацию в его управления и отделы.
Все "преступления" Карамботиса и его трех соотечественников заключались в том, что они были подданными Греции.
— Почему он нас назвал таким словом: "муш-ка-те-ры"? Как такое слово понимать нужно? Скажи, пожалуйста! — недоумевая, спрашивали своих сокамерников трое подследственных, вернувшиеся с допроса у веселого следователя.
Заключенные, читавшие на "воле" Дюма, попытались дать им объяснения. Греки выслушали их внимательно, но поняли плохо и не поверили.
— Нет. Он что-то другое хотел сказать. Никакие мы не дворяне и не королевские солдаты. Мы рабочие-каменщики. Наши отцы и деды тоже каменщиками были…