Люди в красном. Божественные двигатели
Шрифт:
— Импульсник неэффективен против Борговианских Земляных Червей! — услышал Дэвис голос научного офицера К'инга поверх непередаваемого шума кишащих червей. — Частота импульсов приводит их в бешенство. Энсин Дэвис только что подал сигнал всем червям в округе!
«А нельзя было мне этого сказать, пока я не выстрелил? — Дэвису захотелось заорать. — Нельзя было сказать на планерке перед вылетом — о, кстати, не стреляй из импульсника в Борговианского Земляного Червя? Сказать на корабле? На котором мы обсуждали высадку на Борговию? На которой водятся гребаные земляные черви?»
Дэвис не заорал на К'инга,
Похоже, энсину Дэвису.
Сквозь пыль и грохот Дэвис обернулся на Абернати, который посмотрел на него в ответ с выражением заботы на челе. А потом Дэвис задался вопросом, когда это Абернати с ним разговаривал до задания, если вообще такое когда-то было.
Нет, ну, конечно, разговаривал — он и отец Дэвиса всегда держались вместе с самой гибели «Бенджамина Франклина». Они были друзьями. Очень, очень хорошими друзьями. Даже, похоже, Абернати знал самого Дэвиса с детства, и даже, возможно, потянул за пару веревочек, чтобы сын его друга смог заполучить койку на «Бесстрашном», флагмане Вселенского Союза. У капитана не было возможности проводить с Дэвисом времени, это само собой — не подобает капитану иметь любимчиков среди подчиненных — но, конечно, они разговаривали. Обменивались парой слов то там, то сям. Абернати, наверно, спрашивал об отце Дэвиса. Или о других высадках на планеты.
Дэвису ничего не шло в голову.
Внезапно грохот прекратился. Кажется, черви так же быстро, как пришли в бешенство, скрылись обратно в грязи. Пыль осела.
— Они ушли! — услышал Дэвис собственный голос.
— Нет, — сказал Абернати. — Они слишком умны для этого.
— Я могу добраться до входа в пещеру! — услышал Дэвис собственный голос.
— Оставайтесь на месте, энсин! — заявил Абернати. — Это приказ!
Но Дэвис уже спрыгнул с валуна и бежал ко входу в пещеру. Какая-то часть дэвисова мозга вопила об иррациональности этого действия, но всему остальному Дэвису было плевать Он знал, что ДОЛЖЕН двигаться. Это было практически неодолимый импульс. Как будто у него не было выбора.
Как в замедленной съемке, очень близко раздался крик Абернати «Нет!», Дэвис одолел половину расстояния, которое ему нужно было одолеть. Затем земля разверзлась — земляные черви, выстроившись полукольцом, бросились спереди на Дэвиса.
И вот тогда, пока он тормозил и подавался назад, пока на его лице появлялось удивление, на энсина Дэвиса, собственно, снизошло озарение.
Именно это был самый главный момент его жизни. Причина, по которой он существовал. Все, что он делал раньше, все чем он когда-либо был, все, что говорил, все, к чему стремился — все привело его именно к этому мгновению, когда он отползает назад от Борговианских Земляных Червей, рвущихся к нему сквозь грязь и воздух. Это была его судьба. Его предназначение.
В мгновенной вспышке, пока он глядел на игольно-острые зубы земляного червя, подергивающиеся в весьма подозрительной с точки зрения эволюции челюсти, энсин Том Дэвис увидел будущее. Дело было совершенно не в таинственно исчезнувших борговианцах. С этого момента о борговианцах никто и не вспомнит.
Дело было в нем — или, скорее, в том, что
Он видел трибунал и видел, как научный офицер К'инг, выступающий защитником Абернати, драматично вызывал адмирала на место свидетеля и заставлял его признать, что дело было в потере сына. Дэвис видел, как его отец драматично бросается вперед и просит прощения у человека, которого он ложно обвинил и поместил под арест, и видел, как капитан Абернати дает прощение во время душераздирающей сцены примирения прямо посреди зала суда.
Это была великолепная история. Это была великолепная драма.
И вся она базировалась на нем. На этом моменте. На этой участи. Этой самой участи энсина Дэвиса.
Энсин Дэвис подумал: «Нахрен, я жить хочу!», и дернулся, чтобы уклониться от земляных червей.
Но тут он споткнулся, и один из земляных червей съел его лицо, и он все равно умер.
С выгодной точки рядом с К'ингом и Уэстом капитан Абернати беспомощно наблюдал, как Том Дэвис пал жертвой земляных червей. Он ощутил руку на своем плече. Это был главный инженер Уэст.
— Мне очень жаль, Луций, — сказал он. — Я знаю, он был твоим другом.
— Больше, чем другом, — произнес Абернати срывающимся от горя голосом. — Вдобавок и сыном друга. Я видел, как он вырос, Пол. Потянул за пару веревочек, чтобы он попал на «Бесстрашный». Я обещал его отцу, что пригляжу за ним. Я так и делал. Время от времени проверял, как там у него дела. Не записывал в любимчики, конечно. Но приглядывал за ним.
— Сердце адмирала будет разбито, — сказал научный офицер К'инг. — Энсин Дэвис был единственным сыном адмирала и усопшей жены.
— Да, — ответил Абернати. — Это будет тяжело.
— Ты не виноват, Луций, — сказал Уэст. — Ты не приказывал ему стрелять из импульсника. Ты не приказывал ему бежать.
— Я не виноват, — согласился Абернати. — Но ответственность на мне.
Он отодвинулся на самый край валуна, чтобы побыть одному.
— Боже, — вполголоса шепнул Уэст К'ингу, после того, как капитан отодвинулся, они остались одни и получили возможность говорить свободно. — Каким болваном надо быть, чтоб стрелять из импульсника в пол пещеры, кишащей земляными червями? А потом пытается ее перебежать? Он, может, и был адмиральским сыном, но не слишком-то умным.
— Действительно, весьма прискорбно, — сказал К'инг. — Опасности, которыми грозит встреча с Борговианскими Земляными Червями, общеизвестны. Чену и Дэвису следовало бы быть осмотрительней.
— Падают стандарты, — заметил Уэст.
— Возможно, — ответил К'инг. — Но, даже если и так, эта и прочие последние высадки были ознаменованы печальными и значительными потерями жизней. Будут они соответствовать нашим стандартам или нет, но факт остается фактом: нам нужно пополнить экипаж.