Люди в красном. Божественные двигатели
Шрифт:
Нейл морщит лоб, и Саманта вспоминает, каким он был в возрасте шестнадцати лет, и ей приходится подавлять хихиканье.
— Первая женщина основана на второй, но она не клон? — спрашивает он. — Я имею в виду, никто не брал генетически материал от одной, чтобы создать другую.
— Не думаю, нет, — отвечает Саманта.
— Но первая женщина совершенно точно создана из второй каким-то неизъяснимым способом? — спрашивает Нейл.
— Да, — отвечает Саманта.
— Я не буду выспрашивать у тебя детали, как такого вообще удалось достичь, — говорит Нейл. — Просто поверю на слово.
— Спасибо, —
— Я не могу говорить за всю католическую церковь по этому вопросу, но я бы сказал, что нет, — отвечает Нейл. — Это ужасно упрощенно, но церковь учит нас, что все те создания, которые носят в себе потенциал стать человеком, обладают собственной душой. Если б ты себя клонировала, клон был бы тобой не больше, чем два близнеца являются одним человеком. У каждого из них свои мысли и свой личный опыт, и они больше, чем сумма собственных генов. Каждый из них — отдельный человек, и у каждого своя отдельная душа.
— Думаешь, насчет нее было бы так же? — спрашивает Саманта.
Нейл смотрит на нее как-то странно, но отвечает на ее вопрос:
— Думаю, да. У этой другой женщины свои собственные воспоминания и свой собственный опыт?
Саманта кивает.
— Если у нее своя собственная жизнь, значит, у нее своя собственная душа. Отношения, которые ты описываешь — это отношения между ребенком и его однояйцовым близнецом. Один основан на другом, только основан, а не повторяет его точно.
— А что, если бы их разделяло время? — спрашивает Саманта. — Тогда это была бы реинкарнация?
— Ну, только если ты не католик, — говорит Нейл. — Наша доктрина этого не позволяет. Не скажу, как бы с этим разобрались другие доктрины. Но, судя по тому, что ты описываешь, не похоже, чтоб тут была обязательно нужна именно реинкарнация. Эта женщина — отдельная личность, как ее не определяй.
— Ладно, хорошо, — говорит Саманта.
— Ну, не забывай, что это просто моя болтовня, — говорит Нейл. — Если хочешь официального решения, мне нужно написать Папе. Займёт кучу времени.
Саманта улыбается.
— Все нормально, — говорит она. — То, что ты говоришь, кажется мне разумным. Спасибо, Нейл.
— На здоровье, — отвечает Нейл. — Можно я спрошу, в связи с чем это все?
— Все запутано, — говорит Саманта.
— Определенно, — говорит Нейл. — Звучит, будто ты фантастический роман исследуешь.
— Что-то вроде этого, да, — отвечает Саманта.
Милый!
Добро пожаловать на Циркверию! Знаю, Коллинз тебя припахала к проекту, так что я тебя не увижу до отправления на переговоры. Я вхожу в капитанский отряд охраны. Капитан считает, что все пройдет скучно и без происшествий. Не засиживайся дольше, чем тебя заставит Коллинз, не жди меня, ложись спать. Увидимся завтра!
Целую-целую, люблю-люблю!
М.
PS. Целую!
PPS. Люблю!
Саманта покупает себе принтер и чернила на пару сотен долларов и распечатывает письма и фотографии из подборки, которую ей вручили месяц назад. Настоящий проектор таинственным образом исчез, как и было обещано, превратившись в кучку пыли, за час растаявшую в воздухе. До этого Саманта
Когда она закачивает, у нее оказывается пачка бумаги, на каждом листе которой — письмо Маргарет Дженкис или ее фотография. Это не вся жизнь Маргарет Дженкинс, но это представление жизни, которую она провела со свои мужем. Представление жизни, проведенной в любви и с любовью.
Саманта берет пачку бумаги, подходит к маленькому портативному шредеру и прогоняет через него лист за листом всю пачку.
Она выносит располосованные листки на свой крошечный задний двор, помещает их в маленькую металлическую урну, которую она тоже купила. Она утрамбовывает бумагу внутрь так, чтоб оставалось немного места, зажигает спичку и бросает ее в урну, проверив, чтобы бумага загорелась. Когда она загорается, Саманта прикрывает урну крышкой, которая позволяет проникать кислороду, не давая клочкам горящей бумаги разлетаться.
Бумага сгорает до пепла. Саманта открывает крышку и всыпает внутрь песок с пляжа из жестянки, гася еще тлеющие угли. Саманта возвращается в дом взять с кухни деревянную ложку и размешивает ей песок и золу. Через несколько минут Саманта переворачивает урну и аккуратно пересыпает смесь песка и пепла в жестянку. Закрывает ее, переносит ее в машину и едет к Санта-Монике.
Привет.
Я не знаю, как к тебе обращаться. Я не знаю, прочтешь ли ты это письмо вообще, и поверишь ли ему, если прочтешь. Но я буду писать так, будто ты прочитаешь и поверишь прочитанному. Нет никакого смысла делать это по-другому.
Благодаря тебе в моей жизни была радость. Ты не знала об этом, и не могла знать. Это не значит, что это неправда. Это правда, потому что без тебя женщина, которая была моей женой, не была бы той, кем она была, и кем она была для меня. В твоем мире ты исполняла ее роль в качестве актрисы, какое-то, я думаю, совсем короткое время — такое короткое, что, возможно, ты вообще не помнишь, что ее играла.
Но за это короткое время ты дала ей жизнь. И там, где я, она разделила эту жизнь со мной, дала мне что-то, ради чего стоит жить. Когда она перестала жить, я тоже перестал. Я перестал жить на годы.
Я хочу опять начать жить. Я знаю, что она хотела бы, чтобы я опять начал жить. Чтобы это сделать, мне нужно вернуть ее тебе. Вот она.
Хотел бы я, чтоб ты ее знала. Чтоб ты могла поговорить с ней, посмеяться вместе с ней, полюбить ее так, как любил ее я. Теперь это невозможно. Но, по крайней мере, я могу показать тебе, что она значила для меня, и как она жила со мной и как делила со мной свою жизнь.
Я не знаю тебя. Я никогда тебя не узнаю. Но я должен верить, что огромная часть той, кем была моя жена, происходит от тебя — и живет в тебе даже сейчас. Моей жены больше нет, но меня утешает знать, что есть ты. Я надеюсь, что все хорошее в ней, то, что я в ней любил, живет в тебе тоже. Я надеюсь, что в твоей жизни есть такая же любовь, какая была у нее. Мне нужно верить, что это так. Или, по крайней мере, что это может быть так.