Люди Весны
Шрифт:
— Которые закончились Законом Прощения. Но не для Элафры.
— «Лишь испытаниями и искушениями определяется», — процитировала Лакенай, — «что должно обновиться, а чему следует умереть. Так же истинное добро и подлинное зло являют себя перед ликом испытаний и в час искушения. Поэтому Тёмный Элафра вечно оправдан Судией».
Арга тяжело вздохнул.
— Я гадал, что мы найдём здесь, — признался он, — и успел много чего заподозрить. Что это за странный подарок, что за намёки в нём отыщутся, кто надоумил Лесстириана и не происки ли это наших врагов… Одного только я не ждал. Ведь это повторение слов
— Как будто сама Святейшая из вечных садов напомнила тебе о том, что говорила когда–то.
— Да.
Арга понурился. Но Лакенай улыбнулась и погладила его по голове.
— Святые и блаженные в Садах Вечной весны думают о тебе, — сказала она, — взирают на тебя с заботой и посылают знамения. Ты счастливец, Арга. Ты избран.
«…Но вся слабость, которую весенние готовы были простить тебе, — вспомнил Арга, — иссякла. Отныне тебе не дозволено ни одной ошибки». Будь в нём больше тщеславия, он возрадовался бы и обрёл решимость. Будь у него меньше сил, он смирился бы и сдался на волю судьбы и богов. Но он был — Ториян Арга Двуконный. Ко взорам советников и прелатов, подданных и союзников, друзей и врагов прибавился пристальный взор властей небесных. Все эти взоры не могли согнуть Аргу, но давили жестоко. Под их гнётом он прокладывал путь в тумане, и плыла под ногами нетвёрдая земля… Снова и снова он расправлял плечи и делал шаг, который мог оказаться ошибкой.
И всё же он шёл. «Я не один, — напомнил себе Арга. — Со мной Лакенай и Арифай, Тегра и Луяны, Скедак и Зентар. Но иногда… иногда я решаю один».
— Быть избранным, — проворчал он, — очень утомительно.
Лакенай поцеловала его в щёку.
— Что верно, то верно. Со мной такое случалось, — сказала Убийца Чумы, Золотая Дева весенних. — Давай–ка спать.
Фраяны свернули шатры, вверили свою долю добычи заботам Воспринятых дома и налегке ускакали по каменистой дороге. Будь с ними обычные люди на лошадях, их ждали бы ещё несколько зябких днёвок и одна ледяная ночь на ветру в горах. Но в отряде были только весенние и железная Сарита, а коневолки собирались к полуночи спуститься в тёплые леса Ранганы.
С тех пор минуло три дня. Обоз был на полпути к перевалу Эленги и все успели стосковаться по оставленным позади горячим озёрам. Метель больше не терзала путников, но морозы стояли трескучие. Священники неустанно напоминали, что весенний не может обморозиться или простудиться, а у Воспринятых нет этого дара. Равняться в пути следовало на слабейших. Впрочем, каждый весенний считал, что должен проявить заботу о Воспринятых и разузнать об их здоровье и самочувствии. Те уже начали огрызаться в ответ. Поминались комары, которые летом в низинах жрут всех подряд, без разбора даров.
Вышли к подножию Большого Яйца, начали огибать его и спустились в ущелье. Здесь не дули ветра. Со дна поднимались туманы. Стало теплее, но влажный холод был тягостнее сухого. Большое, или Драконье Яйцо, гора странной округлой формы когда–то отделяла владения Аттай от земель княжества Эсиарн. Потом княжеский род превратился в весенний дом Сиян. Старое имя его осталось лишь в летописях да в речи немногочисленных местных горцев. Эти горцы спускались
К северо–востоку от этого хребта поднимался другой отрог Кремневых гор, выше и суровей. В ясную погоду над пиками гор Эсиарн различались иные вершины, светлые и недосягаемые как звёзды. У их подножий лежали Оэтарн и Дирн. Тамошние племёна не имели князей и управлялись старейшинами. По карте казалось, что земли племён клином врезаются в страну весенних, но на деле они были столь же далеки от Аттай, как Зиддридира и Анаразана. Мало кто бывал там. Дороги туда не вели, по крутым тропам с трудом пробирались и коневолки. Там обитали драконы.
Проводив очередное посольство, к Арге пришёл Эрлиак и не без гордости рассказал, что получил письмо из Оэтарна. Двое священников, муж и жена, жили там в самом большом из сёл.
— Они давно оставили проповеди, — признался Эрлиак с сожалением. — Тарнийцы добрые люди, но горды до безумия, хоть это и редкое сочетание. Теперь наши Дорак и Ильмай, считай, историки и описатели земель.
— Кажется, я слышал эти имена от Риммнай.
— Не диво. Кто ещё расскажет, как люди живут бок–о–бок с драконами, завязывают с ними дружбу и даже торгуют.
— Торгуют?! — Арга очнулся от задумчивости и уставился на Эрлиака. Тот улыбнулся.
— Драконы расчищают тропы после лавин и ищут в горах потерявшихся путников, а им в благодарность за то пригоняют овец… Как жаль! Тарнийцы — единственный народ, который мог бы принять Цветение с лёгкостью, ни в чём не ущемляя себя. Их обычаи мало отличаются от наших законов. Но горцы не желают кланяться Святому Престолу и только из–за этого лишают своих внуков радости быть весенними.
— А нас — славы друзей драконов, — Арга усмехнулся. — Говоришь, у них благородные обычаи?
Ему вспомнилось, что Юмиз тоже была горянкой. И Маррен. Но то, что Маррен рассказывал о своём народе, звучало иначе.
— Драконы, коневолки и боевые псы от природы живут по законам Фадарай, — напомнил Эрлиак. — Горцы во всём подражают драконам… Ильмай записывает их песни, они очень красивы. «О златокрылая дева, тело твоё горячей магмы, взоры твои тяжелей камня, как ты паришь так легко?»
— Это о человеке или о драконице?
— Говорят, о драконице. И сочинено драконом.
Арга неверяще помотал головой.
— Если они напишут книгу… Дорак и Ильмай, хотел я сказать, а не драконы… я её прочитаю.
— Я им передам, — пообещал Эрлиак, засмеялся и ушёл к своей повозке.
Арга ездил без седла — так было теплее. К вечеру верхом на Ладри он, как обычно, проскакал вдоль растянувшегося по дороге обоза, убедился, что никто не отстал, и повернул назад. Путь вёл вверх. С часу на час передние должны были различить вдали Ледяное Дерево, а оно означало уже перевал Эленги.