Люди Весны
Шрифт:
Лакенай постояла ещё в воротах, пока снег не стал слишком густым. Потом позвала Сариту и Аргу и с ними ушла в храм.
Она выглядела измученной.
Она замёрзла, что с весенними случалось нечасто, а в такую погоду — никогда. Пальцы её посинели, и Арга взял их в свои ладони. Несколько минут все трое молчали, сидя на широкой скамье — у стены, вдали от алтаря. Арга слышал шаги и замечал, как в зал заглядывают послушники. Подростков снедало любопытство. Но никто не осмелился потревожить Святейшую.
— Об этом было пророчество Каудрай? — спросил Арга. Он знал ответ и хотел просто нарушить
— Да. Но от этого не легче.
— А, мрак… — пробормотала Сарита, глядя на Лакенай. Щёлкнув чешуйчатыми пальцами, она зажгла над ладонью бутон жаркого пламени, опустилась перед Лакенай на колени и протянула ей магический костерок. Поплыло и окутало сладкое тепло. Лакенай тихо поблагодарила.
Новый посох Сариты мастера ещё не закончили. Его предстояло ждать не меньше трёх недель, а то и месяца. Лакенай о посохе не распорядилась. По сравнению с другими делами это казалось несущественным, но Арга знал, что мысль о посохе гнетёт Лакенай. Она всю жизнь провела с ним в руках. Но по обычаю священники не пользовались магией, хотя никто этого и не запрещал.
— Многое нужно обсудить, — сказала Лакенай, глядя в пламя. — Принять много решений… Но сейчас я ничего не могу. Арга, можно напроситься к тебе в гости? Если я поеду к себе домой, то не выдержу и выйду к людям.
— Я их всех разгоню, — пообещала Сарита.
— Нельзя! — Лакенай виновато улыбнулась ей. — Фраян Лакенай ещё может отказать просителю, но Святейшая Лакенай — нет… Лучше наведи там порядок и посади кого–нибудь записывать прошения. А зевак можно и разогнать.
Сарита криво усмехнулась, но всё же кивнула.
— Я услышала.
…Теперь Лакенай отдыхала в покоях Арги, свернувшись в его кресле и откинув голову на спинку. Она то забывалась лёгкой дремотой, то вновь просыпалась. Арга не предлагал ей лечь спать и не уходил. Он чувствовал, как медленно успокаивается разум Лакенай, как покидает её тревога. Как рассеиваются и окутываются туманом забвения жуткие, слепящие, ошеломляющие воспоминания о прикосновении божества. Сейчас Лакенай нужно было именно это: тишина, близкий человек рядом, неторопливые разговоры. Беспокойный сон не придал бы ей сил.
— Что с тобой, Арга? — вдруг спросила она. — Ты не маг. Но мне чудится, что ты используешь какую–то магию.
Арга смущённо крякнул и потёр в затылке. Собравшись с духом, он рассказал Лакенай о Маррене и путешествии в глубины Океана. Лакенай заулыбалась. Рассказ привёл её в восторг, она даже захлопала в ладоши.
— Я видела всё это, — сказала она. — Маги видят это во сне. Когда становишься взрослым, сны снятся реже, а жаль!.. Не пугайся. В Предначальном Океане опасности не больше, чем в настоящем: будь осторожен и не утонешь. А в твоём новом чутье нет ничего нового.
— Что?!
— Все дети рождаются с ним, — объяснила Лакенай. — Почему–то оно притупляется, когда ребёнок начинает говорить. Если кажется, что младенец плачет беспричинно — может быть, его задело слишком сильное течение. Или что–то неприятное повеяло издалека… Многие потом учатся пробуждать это чутьё в себе. Это трудно, и возвращается обычно только часть. Часть его есть у хороших охотников и горных проводников, у алхимиков, у певцов… И у воинов — поэтому к тебе
— И у магов, конечно, — сощурился Арга.
— Да. Маги ещё и видят. В детстве я почти каждую ночь летала над той рекой.
— Летала? — переспросил Арга с жадным любопытством. — Ты — птица? Или… дракон?
— Птица, — созналась Лакенай с улыбкой. Глаза её засветились тихим светом.
— Дай угадаю. Ты… слишком сильна для голубки, слишком добра для орлицы. Ты — лебедь?
Улыбка Лакенай стала шире.
— Почти угадал. В детстве мне очень хотелось быть лебедью и было ужасно обидно, что это не так. Я сова. Большая белая северная сова.
— А я думал, что буду коневолком. Но оказался львом.
— И здесь мы похожи…
Арга соскользнул с подоконника и сел на пол у её ног.
— Золотая Лакенай, — сказал он, глядя на неё снизу вверх. — Для меня ты навсегда — Золотая Лакенай.
Она погладила его по голове и взъерошила волосы. Склонилась и поцеловала в лоб.
— А ты — навсегда мой Арга.
Арга обнял её колени и положил голову на руки.
— Знаешь, — сказал он, — я тоже видел сон. Сады Вечной весны, Фрагу и Каудрай, и Лагу, и, кажется, даже саму Пресветлую… Они сказали, что даруют благословение путнику, если шаг его твёрд. Если решение принято и он идёт на грозу. Я, конечно, подумал, что путник — это про меня. И удивился, потому что тогда я ни в чём не был уверен и решения принять не мог. Я понял позже. Это было о тебе.
Лицо Лакенай вдруг омрачилось. Арга встревожился, ощутив, что её посетили горькие мысли. Лакенай тяжело вздохнула.
— Арга… это почти слово в слово то, что говорила мне Каудрай.
Арга не нашёлся с ответом. Некоторое время он молчал. Наконец, он решился сказать то, что было у него на сердце.
— Я гадал: отчего мне было видение о другом человеке? И это я понял тоже. Я должен быть с тобой. Как Фрага с Каудрай, как Эссар Крадон с Элестанной. Нам предрешено совершить нечто великое. Нам двоим это по силам.
— А разве мы не вместе? Уже много лет. И не собирались разлучаться.
Арга улыбнулся.
— Неслыханно, — сказал он, — чтобы королева была Святейшей, а Святейшая — королевой. Но не упомню, чтобы кто–то это запрещал.
— Королевой?..
Лакенай казалась удивлённой, будто эта мысль не приходила ей в голову прежде.
Помедлив, Арга встал и прошёл к окну. Краем глаза он замечал, что Лакенай взяла свой серебряный венец и задумчиво крутит его в пальцах.
Снег по–прежнему сыпал сплошной стеной. Снаружи он налип на стекло почти доверху. Всё скрылось за ним, но странным образом было светло. Арге вспомнилось, что Аттай собиралась отмечать, один за другим, два праздника. Но Лакенай распорядилась отложить празднество по поводу её избрания. Сейчас были дни траура. В садах Белой Крепости одну из беседок окутали серым полотном и там покоился, ожидая погребения, иннайта Гарак. «Сегодня мало кто доберётся к нему с прощальными листками, — подумал Арга. — Но снег прекратится, и тогда… Я тоже напишу листок. Мы не знаем даже, когда и как он погиб. Ночью Перелома Света, когда мы беседовали у ледяной горки — это был ещё он?» Арге хотелось, чтобы было так.