Люди войны
Шрифт:
– Правильно сказали. Мы - тоже не берем. Трудно переправлять, да и некогда этим заниматься. Но мы - не пытаем тех, кто попался. Я - уважаю воинов. Есть военные, а есть воины. У них воины есть, и я это хорошо знаю. Нельзя недооценивать украинскую армию. Вы меня тоже извините, меня ждут уже мои друзья, разрешите вас покинуть.
– Спасибо, Сёма, за интервью.
– Вам спасибо. Увидимся.
"АЛИК" И ЛЕНА
–
– А сами отсюда?
– Она местная, из Красноармейского, служит у нас в роте, я из Донецка.
– Были ополченцем?
– Строителем я был, отделочником, на стройке работал. Пару недель менжевался, пойти в ополчение или нет. Пошел.
– В 14-м?
– В 14-м.
– Стрелять умели?
– Не. Я стрелять под Мариновкой и Степановкой учился. По три штурма за каждый населенный пункт.
– Как изменилась жизнь в Донецке, если сравнивать до 14-го года и сейчас, в 2017-м?
– Не знаю, на мой взгляд - ничего не изменилось. Одни устраиваются, становятся "большими и важными", ордена цепляют, другие работают, только что не на стройке.
– Вы, кстати, с тех пор, как вступили тогда в ополчение, так и "работаете" всё время по военным "объектам"?
– Я уходил, возвращался к обычной жизни, даже вновь на стройку устраивался. Когда-то мне нравилось быть строителем, созидал, в этом видел смысл.
– И?
– И больше не смог. Не хотелось.
– Строить?
– На них работать. Давайте, о другом чем-нибудь спросите.
– Что самое главное сейчас в жизни?
– Хочу, чтобы у нас с Леной родилась дочь.
– Именно дочь?
– Да, сын у нас есть, от первого брака Лены.
– Службу оставите?
– Нет, пока не планируем. А через несколько месяцев подумаем над этим.
– Вы - сапер. Каждый день может случиться всё, что угодно. У вас уже три "дырки", как сказал мне ваш командир (три пулевых ранения - В.Е.).
– Да, выкарабкивался я долго и тяжело.
– В чем тогда ценность этой "работы"?
– Ценность? Ценности сейчас совсем другие. Ценность в глотке воды, когда весь день лежишь на жаре в сухом поле. Ценность в мороженном, что принес мне командир в качестве награды. Ценность в том, что пошли мы на Саур-Могилу, нас было в роте 150 человек, а выползли всего 30. Ценность - я знаю, что нужен. Другим, здесь, чтобы они остались жить.
– А солдаты противника?
– Я видел тех, что подорвались на наших минах, мы этих ребят вытаскивали. Такие же парни, как мы. Молодые. Давайте о другом чего-нибудь спросите.
– Много здесь повсюду мин?
– Много. Мы в Красноармейском приходим в школу, рассказываем детям, как выглядят боеприпасы, как себя вести, куда ходить нельзя, что нельзя в руки брать. И детям, и взрослым.
– Алик, сейчас существует столько всяких мин, которые никто не отличит от обычных предметов, как смогут уберечься дети?
– У нас тут каменный век - боеприпасы старого типа. Современных
– Когда "подпишутся на мир", вы где будете жить?
– Дом построю. Я знаю, как дома строить.
– Здесь построите?
– Выбираем с Леной место здесь. Но если война затянется, придется в Таганроге. Это рядом, в России.
Вернулись с Виктором в Безыменное с "передка", заговорили об Алике (это позывной такой, настоящее имя у него другое).
– Он пока дырки не поймал, инициативный был не в меру, - рассказывал Виктор Скрипченко, - постоянно дергал меня, давай то сделаем, давай другое. Я его учу: остынь. Одну "работу" сделал, отдыхай сутки и пальцем не шевели. Примета у саперов такая - сутки выжидать. Он говорил тебе, что Лена в Дебальцево под огнем наших раненых перевязывала?
– Нет.
– Героическая девушка.
БУЛЬБА
Первый солдат, с которым я познакомился в саперной роте, - Бульба. По приезду в поселок Ленинское мы с командиром роты Белым (позывной) сначала ходили по "территории". "Это штаб, - показал командир на одноэтажный домик, - здесь до нас "Правый сектор" располагался. Это баня - он открыл дверь помещения, похожего на склад, и на меня пахнул горячий влажный воздух, - придут ребята с позиций, я их сразу сюда - отогреваться. Зима, земля ледяная. Дальше столовая, сегодня будет рис с мясом и гороховый суп плюс лук и овощи, что нам жители приносят в качестве угощения. Это - оружейная комната, а это - Бульба", - он показал на солдата без головного убора в расстегнутом бушлате, который смотрел на нас весьма грозно.
Солдат поднес ладонь правой руки к своему носу и начал быстро тыльной стороной ладони тереть нос туда-сюда.
– Бульба, поговоришь с человеком?
– спросил его командир.
– Стакан нальете?
– Налью.
– Конечно, поговорю, - солдат убрал ладонь от носа и, вроде, улыбнулся. Или сделал выражение лица похожим на улыбку.
В этот момент я зачем-то уставился на дверь оружейной комнаты. Она мне напоминала дверь в чулан, но на ней была табличка "Оружейная комната".
– Хотите посмотреть?, - заметил командир направление моего взгляда.
– Если можно.
– Дежурный, открыть оружейную комнату!, - негромко скомандовал командир.
Появился паренек с ключами, чуланная дверь открылась. Ряды автоматов, бумажки с фамилиями на полке под каждым прикладом. Что я понимаю в организации и порядке военного режима жизни? Ничего. Зачем осматриваю "оружейку"? Не знаю, лучше бы с Бульбой пообщался, спросил бы его, зачем он так неистово тер нос?
Меня садят за стол, напротив садится Бульба. В комнатке вокруг нас собираются другие солдаты.