Люди зимы
Шрифт:
На похороны явился чуть не весь город – всем было охота посмотреть, как мы будем хоронить нашу маленькую девочку. Преподобный Эйерс устроил для них настоящее шоу, с умным видом рассуждая о Боге, о Его маленьких, невинных агнцах и неизъяснимой красоте и величии Его Царствия. Я его почти не слушала и даже не смотрела в его сторону. Мой взгляд был прикован к простому сосновому гробу, в который положили мою Герти. День выдался ясным, но на редкость холодным, с пронзительным ветром, и я непрерывно дрожала, но вовсе не оттого, что замерзла. Мартин попытался обнять меня за плечи, но я его оттолкнула,
Похороны стали последней каплей. Вместе с Герти в могилу ушло все, ради чего я жила. С тех пор я утратила надежду. Опустила руки. Откровенно говоря, я не видела смысла жить дальше. Если бы у меня хватило сил встать с постели, я бы сошла вниз, взяла ружье мужа, засунула в рот ствол и спустила курок. Несколько раз мне снилось, как я это делаю. Наяву я часто представляла себе это во всех деталях. Я мечтала об этом. Привкус сгоревшего пороха во рту преследует меня уже несколько дней, но мне он кажется сладким.
Каждую ночь во сне я убиваю себя…
…И просыпаюсь со слезами разочарования, потому что мне это опять не удалось, потому что я осталась жива – пленница в своем собственном слабом теле, заложница своей искалеченной жизни.
И я по-прежнему одна – одна в своей спальне с белыми стенами, покрывшимися от времени желтыми пятнами пыли, дыма и жира из кухни. В комнате больше ничего нет – только моя деревянная кровать, ветхая перина, стенной шкаф, где висит потрепанная одежда, небольшой комод с нижним бельем, да еще стул, на который Мартин садится, чтобы снять башмаки. Пока Герти была жива, эта комната – да и весь дом тоже – была приветливой и радостной. Теперь она напоминает склеп, такая она холодная, грубая и мрачная.
Да, теперь я точно знаю, что не могу и не хочу жить дальше без Герти, без моей девочки, без моего маленького головастика. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу, как она проваливается в этот проклятый колодец, только в моем воображении падение длится и длится без конца. Словно наяву я вижу, как Герти уносится все дальше в темноту, превращается в крошечную искорку, в пылинку света, которая в конце концов гаснет во мраке. И – ничего. Ее больше нет, и я в страхе открываю глаза, но вижу только эту пустую комнату, вижу пустую кровать и чувствую пустоту в своем сердце, которое когда-то было целиком заполнено моей дочерью.
Всю эту неделю я ничего не ела – мне просто не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось, даже вставать с кровати. Я лежала, то задремывая, то снова просыпаясь, чувствуя, как уходят силы и мечтая умереть, чтобы оказаться рядом с Герти.
Сначала Мартин пытался кормить меня с ложечки. Он уговаривал меня мягко, но настойчиво, ворковал надо мной, как над больным птенцом, но я так и не позволила ему себя накормить. Тогда он попробовал орать, полагая, очевидно, что от крика и угроз я быстрее приду в себя. «Черт побери, женщина! Это Герти умерла – Герти, а не ты! Нам с тобой нужно жить дальше, так какого дьявола ты решила уморить себя голодом?!» – Вопил он так, что тряслись стекла, но и это не помогало.
Несколько раз меня навещал Лусиус. С собой он привозил какие-то лекарства, которые должны были укрепить мое тело и разбудить аппетит.
Амелия тоже пыталась меня растормошить. Однажды она приехала к нам в новом, ярком платье и с новой прической – ее волосы были заплетены в косу и уложены вокруг головы короной. Она принесла мне чай и песочное печенье в красивой жестяной коробке. По ее словам, печенье прибыло морем из самой Англии.
«Я попросила Эйба Кашинга заказать его специально для тебя», – сообщила она, открывая коробку и протягивая мне печенье. Мне не хотелось обижать племянницу, поэтому я откусила кусочек и даже сумела его проглотить. Румяное печенье в сахарной пудре показалось мне безвкусным, как прессованные опилки.
Пока Мартин находился с нами в комнате, Амелия болтала о всякой ерунде – о пожаре в доме Уилсонов, о том, что Теодора Гранта уволили с лесопилки за то, что он явился на работу пьяным и едва не угодил рукой под пилу, что Минни Абар носит своего пятого ребенка и надеется, что это будет девочка, поскольку четыре мальчика у нее уже есть. В конце концов, Мартину, видимо, надоело слушать всю эту чушь, поэтому минут через десять он под каким-то предлогом вышел, оставив нас одних.
«Мертвые не покидают нас, – шепнула Амелия мне на ухо и погладила меня по волосам. – На днях я ездила к тем леди, о которых я тебе рассказывала, и мы пытались говорить с духами. Мы вызвали Герти, и она пришла! Я сама слышала, как она стучала по столу. Герти говорит, что ей хорошо там, где она находится, только она очень скучает по тебе. Главная леди-медиум сказала, что ты обязательно должна к нам присоединиться. Если хочешь, они могут даже сами приехать в Уэст-Холл. Мы соберемся у меня, и ты сама все увидишь. А главное, ты сможешь поговорить с Герти!»
«Все ты врешь!», – подумала я. Мне хотелось закричать, но вместо этого я закрыла глаза и незаметно для себя уснула.
Проснулась я от того, что Герти снова была рядом. Я чувствовала ее присутствие, чувствовала ее запах, но когда я открыла глаза, она уже исчезла.
Разочарование, которое я испытала, было слишком горьким. После того как ушла моя девочка, жизнь стала казаться мне особенно жестокой. Жестокой и грубой. И пустой.
В конце концов, я стала молиться. Я молилась Богу, от которого отреклась при всех несколько дней назад, я просила Его забрать и меня, чтобы мы с Герти снова были вместе. Когда из этого ничего не получилось, я начала молиться дьяволу, чтобы он пришел и забрал мою душу. Но и на эту мою молитву никто не отозвался.
И вот вчера утром Мартин вошел ко мне в спальню и, нежно поцеловав меня в лоб, сказал:
«Я собираюсь в лес, чтобы немного поохотиться. Вчера я ходил на разведку и видел следы. Это олень и довольно крупный; быть может, мне повезет, и я сумею его подстрелить. Извини, что бросаю тебя, но без запасов мы до весны не протянем. Впрочем, после обеда к нам снова приедет Амелия; она приготовит тебе поесть и посидит с тобой, пока я не вернусь. Я постараюсь управиться до темноты, хорошо?»
Я ничего не ответила, даже не кивнула в ответ. Повернувшись на другой бок, я снова задремала.